Михаил Парфенов - Лепрозорий

— Тю-тю телефон. Выпал где-то.

— Вот ведь… — Диана тихо выругалась. И тут же выдала в полный голос: — Гадство! Олежка, у меня же здесь где-то машина моя осталась!

— Ну и хрен с ней, — посерьезнел Олег. — Ни телефоны, ни машины, ничего искать мы тут не будем. Потому, что, как мне кажется, очень скоро начнут искать нас .

— Арсений Дмитрич, что с вами? Вы живы? — Петров осторожно, едва ли не на цыпочках подошел к старику. Тот лежал на подоконнике, придавив затылком полоски жалюзи на окне, словно отдыхал. Только раны мешали принять его за отдыхающего. — Что тут произошло?

Померанцев окинул солдата затухающим взглядом из-под полуопущенных век и с трудом прошептал, выпуская из покрытого коркой спекшейся крови рта свежую красную струйку.

— Заражение… Все заражены…

Петров отшатнулся, запричитал:

— Как же так, Арсений Дмитриевич, как же так…

Тот закашлялся, даваясь собственной кровью. Петров замолчал и снова наклонился, внимательно вслушиваясь. Что-то подсказывало, что эти последние слова умирающего будут, может быть, самыми важными из всех, когда-либо слышанных им в жизни. Так и оказалось.

— Антидот… противоядие… у Максима. Себе забрал, сволочь…

Старик с тихим стоном свалился на пол и замолчал навсегда.

— Ну вот и все, нах… Приехали! — Олег с ненавистью стукнул кулаком по полукружию руля.

Пару раз протяжно всхлипнув, могучий мотор затих, и джип замер на дороге бесполезной грудой изрешеченного пулями металла. Уже позади осталась частая сетка забора с огромной дырой на месте некогда стоявших там ворот. А впереди виднелась широкая черная полоса до боли знакомого леса. Олег лихорадочно думал, что делать дальше.

— Почему встали? — спросила Диана. Он в ответ показал на панель приборов.

— Горючего нет, бензобак пробили в перестрелке. Хорошо, хоть сюда добрались. Дальше — пешком.

— Куда, в лес?

— В него. Другого пути нет. Попытаемся там затеряться, а денька через два-три доберемся до города.

— Боже… — Диана с трудом сдерживала слезы. — Мы никогда не выберемся из этой преисподней!

— Не паникуй, родная. — Олег приобнял ее за хрупкие плечи и сам устало ткнулся лицом в густые черные волосы. Но «родная» вдруг испуганно отстранилась от него.

— Что такое?

— Не трогай меня, Олежка, — она судорожно сглотнула набежавшую слюну. — Думаю, я заражена.

— Чего?!

Диана с решительны видом выскочила из машины, он выбежал вслед за ней. Догнал, остановил, схватив за руку:

— Что значит «заражена»?

— То и значит. Олежка, я опасна для тебя, понимаешь? Я чувствую, как там — махнула рукой назад, в сторону зарева от пылающей казармы, — умирают те, другие, такие же, как я. Я ощущаю их боль… ты, наверное, брось меня. Так будет лучше.

— Какого?!.. Да ни за что! А ну, пошли! — он потащил Диану за собой, не обращая внимание на слабое сопротивление с ее стороны.

— Олег, да пойми ж ты! Я сейчас — ходячая проказа!

— Ну, раз «ходячая», так и идем, — повторил он, возвращаясь к машине. — А по дороге ты мне все и расскажешь, что тут к чему.

— О, это долгая история… — обреченно протянула девушка, пристраиваясь рядом. На плечо себе Олег повесил один из подобранных АКМов, а в свободную руку взял ружье.

— Долгая, говоришь?.. Так нам и шлепать немало! На вот, обуйся, — он протянул ей пару армейских ботинок.

Часом позже (а может и больше времени прошло — трудно было сказать, как долго они брели, но только небо над верхушками деревьев уже постепенно начинало светлеть), Диана уселась прямо в хвою и сказала:

— Знаешь, Олежек, спасибо тебе, конечно, что отправился мне на выручку, но дальше иди один. А я здесь останусь…

Олег остановился рядом, оперся свободной рукой о ствол толстенной старухи-ели. Диана невольно залюбовалась тем, как красиво облегает тонкая занавесь шерстяного свитерка мышцы мужчины. В который уже раз захотелось прижаться к этой широкой груди, спрятаться у него под боком… Нельзя, вспомнила она и опустила взгляд на свои многострадальные ноги. Там, под толстой кожей непомерной обувки, ее собственная кожа растерлась, образовавшиеся на пятках и пальцах мозоли полопались, а поверх них уже появлялись новые.

— Дианка, не болтай чепухи, — проворчал Олег сверху. — Нам еще идти и идти.

Дурачок. Не понимает, что ради него же она и идти никуда больше и не хочет. И ведь объясняла уже!

— Шагай, Олежка. Доберешься до города, расскажи обо всем «Аномалии» моей, другим газетам, телевидению… А я здесь, попытаюсь пока тех задержать.

— Я никуда без тебя не пойду.

Твердо на своем стоит, чурбан неотесанный. Хрен переубедишь, а? Ну да ничего, и не таких уговаривали…

— Надо идти, Олег, тебе надо. А вот мне — нет, нельзя. Посмотри сюда! — она ткнула пальцем в исцарапанную лесной колючкой икру.

— Ну что тут поделаешь, милая… Хочешь, я тебя на руках понесу?

Черт, а ведь заманчивая перспектива. Олежка у нее двужильный, пожалуй, и правда мог бы дотащить на себе до самого города. Да только дело-то не в этом!

— Ты внимательнее посмотри, — и она показала пальцем на коленку. Там будто испачкано чем было, да только «грязь» на поверку оказывалась затвердевшим чешуйчатым наростом, который к тому же чесался и ныл не на шутку, как если бы в этом месте с нее раз за разом сдирали кожу.

— Это оно? То, о чем ты рассказывала? — спросил Олег тихо. Она поразилась тому, сколько внимания и потаенной горечи было в его голосе. Как же сильно все-таки он ее любит! Прорывался за ней с боем, наплевав на все свои дела в городе, пытался спасти ее от… От того, от чего, оказывается, нельзя спасти. Любит, дурачок, больше жизни любит.

А она его — разве нет?

— Да, — ответила Диана одним словом и Олегу и самой себе. Да, люблю. Но разве от этого легче?

— Олежка, мне сон снился, я только сейчас вспомнила. И поняла, что это был за сон. Нельзя мне в город. Я же там всех заражу. Я тебя заражу, если не бросишь меня сейчас же.

Нахмурился, зубы стиснул, кулаки сжал — аж костяшки белые сквозь мясо и кожу выступили от напряжения. И повторил с расстановкой, будто сваи заколачивал:

— Я. Без тебя. Никуда. Не пойду.

— Ну чего ты уперся, как осел! Ну почему ты меня никогда не слушаешь! Ну… — вдруг Олег порывисто схватил ее и поднял над землей. Думала — пощечины давать начнет, а он неожиданно обнял и поцеловал.

Это был долгий и страстный поцелуй. Диана ощутила его язык у себя во рту, нежно ласкающий кожицу десен, пьющий ее волю, как вампир кровь.

В голове пронеслась глупая мысль — шутка, когда-то давным-давно вычитанная в газетке с кроссвордами:

«При поцелуе человеческий организм получает более миллиона вредоносных микробов и бактерий… но с другой стороны, от такого же количества и избавляется» .