Стивен Кинг - Бессонница

Если это здесь, то оно выше, чем я сейчас, подумал Ральф. Мне придется скользнуть чуть выше.

Да, но ему следовало соблюдать осторожность, и не только потому, что время на вес золота. Просто если он поднимется слишком высоко, он исчезнет из Краткосрочного мира, а подобное событие может даже отвлечь сотрудников служб новостей от грядущего ралли защитников «Свободного выбора»… По крайней мере на время.

Ральф сосредоточился, но когда безболезненный спазм щелкнул в его голове, он на сей раз пришел не как щелчок, а как мягко опустившаяся плеть. Цвет бесшумно вспыхнул в окружающем мире; все вокруг стало необычайно ярким. И все же среди этих разных цветов основным гнетущим аккордом выделилась чернота «мешка смерти»; она была отрицанием всех остальных. Депрессия и чувство одуряющей слабости снова навалились на него, воткнувшись в сердце как раздвоенный конец гвоздодера. Он понял, что, если хочет заняться делом здесь, наверху, ему лучше сделать это побыстрее и съехать вниз, на Краткосрочный уровень, до того, как у него иссякнет вся жизненная сила.

Он снова посмотрел на двери. Одно мгновение по-прежнему ничего не было видно, кроме тускнеющих аур таких же Краткосрочных, как он сам… А потом то, что он искал, неожиданно прояснилось; так буквы, написанные лимонным соком, становятся видны, когда бумагу подносят к пламени свечи.

Он ожидал чего-то, по виду и запаху похожего на гниющие кишки в мусорных баках позади мясной лавки мистера Хастона, но реальность оказалась даже хуже — быть может, оттого, что была такой неожиданной. На самих дверях виднелись веерообразные следы кровавой слизистой субстанции — вероятно, следы, оставленные неутомимыми пальцами Атропоса, — и отвратительная большая лужа той же слизи впитывалась в затвердевший осадок перед дверями. Было в этой штуковине что-то настолько жуткое — настолько чужое, — что по сравнению с ней цветные жуки казались почти нормальным явлением. Это было похоже на лужу блевотины, оставленную собакой, страдающей каким-то новым и опасным видом бешенства. Следы этой штуковины тянулись прочь от лужи, перемежаясь подсыхающими сгустками и озерцами, а потом каплями помельче, похожими на пролитую краску.

Конечно, подумал Ральф. Вот почему мы должны были прийти сюда. Маленький ублюдок не может оставаться вдали от такого места. Это для него как кокаин для наркомана.

Он легко мог представить себе Атропоса, стоящего прямо там, где стоял сейчас он, Ральф, смотрящего… ухмыляющегося… потом делающего шаг вперед, кладущего руки на двери. Гладящего их. Оставляющего те мерзкие призрачные отпечатки. Он мог представить, как Атропос высасывает силу и энергию из той самой черноты, которая крала жизненную силу у него самого.

Конечно, у него есть куда идти и что делать — каждый день наверняка проходит в хлопотах у сверхъестественного психопата вроде него, — но ему, должно быть, трудно надолго расставаться с таким местом, как бы он ни был занят. А как он, интересно, чувствует себя при этом? Как кусок дерьма в летний полдень, вот как.

Лоис сзади потянула его за рукав, и он обернулся к ней. Она все еще улыбалась, но лихорадочная напряженность в ее взгляде делала выражение, застывшее на губах, подозрительно похожим на крик. За ней Конни Чанг и Розенберг шли обратно к зданию.

— Ты должен вытащить меня отсюда, — прошептала Лоис. — Я больше не выдержу. Я чувствую, что теряю рассудок.

[Ладно — нет проблем.]

— Ральф, я не слышу тебя… И я, кажется, вижу, как солнце светит сквозь тебя. Господи, я точно вижу!

[О… подожди-ка…]

Он сосредоточился и почувствовал, как мир вокруг него слегка вздрогнул. Цвета потускнели; аура Лоис, казалось, втянулась обратно под кожу.

— Лучше?

— Ну, во всяком случае, тверже.

Он слабо улыбнулся:

— Отлично. Пошли.

Он взял ее за локоть и повел обратно к тому месту, где их высадил Джо Уайзер. В том же направлении вели кровавые брызги.

— Ты нашел то, что искал? — Да.

Она тут же просветлела:

— Это здорово! Я видела, как ты поднялся… Знаешь, это было очень странно… все равно что смотреть, как ты превращаешься в фотографию оттенка сепии. А потом… мне показалось, я вижу, как сквозь тебя светит солнце… Это было очень странно. — Она строго взглянула на него.

— Погано, да?

— Нет… Не погано. Просто странно. А вот те жуки… Они были погаными. Фу!

— Я понимаю тебя. Но думаю, они по-прежнему там.

— Может быть, но нам предстоит еще долгий путь, чтобы выбраться из леса, правда?

— Ага… Путь обратно в Райский Сад неблизок… как сказала бы Кэрол.

— Ты только будь рядом со мной, Ральф Робертс, и не теряйся.

— Ральф Робертс? Никогда не слыхивал о таком. Нортон — вот настоящее имя.

И это, к его радости, заставило ее рассмеяться.

Они медленно шли через заасфальтированную стоянку, всю расчерченную желтыми полосами. Ральф знал, что сегодня вечером большая часть мест здесь будет занята. Прийти, посмотреть, послушать, себя показать… И самое главное, показать всему городу, а через него всей наблюдающей стране, что все чарли пикеринги на свете не могут тебя запугать. Даже то меньшинство, что не придет от страха, заменится охваченными болезненным любопытством.

Приблизившись к гоночному треку, они одновременно подошли и к краю «мешка смерти». Здесь он был плотнее, и Ральфу стало видно медленное круговое движение, словно «мешок смерти» был сделан из крошечных крапинок обуглившегося материала. Это было немного похоже на воздух над открытым мусоросжигателем, пронизанный жаром и частичками сгоревшей бумаги.

И до него доносились два звука — один, накладывающийся на другой. Верхний напоминал серебристое звяканье и вздохи. Такой звук мог бы издавать ветер, подумал Ральф, если бы он научился рыдать. Звук был не из приятных, но тот, что раздавался из-под него, вызывал активное отвращение — слюнявый, жующий шум, словно где-то рядом гигантский беззубый рот перемалывал большие куски мягкой пищи.

Когда они приблизились к темной, как бы состоящей из мелких частичек шкуре «мешка смерти», Лоис остановилась и испуганными виноватыми глазами уставилась на Ральфа. Голосом маленькой девочки она проговорила:

— Не думаю, что сумею пройти сквозь это. — Потом запнулась, сделала над собой усилие и наконец выпалила: — Знаешь, оно живое. Вся эта штуковина. Оно видит их. — Лоис указала большим пальцем через плечо на людей, толпящихся на стоянке, и сотрудников служб новостей, стоявших ближе к зданию. — И это погано, но оно видит и нас, а это еще хуже… потому что оно знает, что и мы видим его. Оно не любит, когда его видят. Когда чувствуют, еще ничего, но только не видят.