Владимир Васильев - Гостиница

Но, смеживши веки, Поэт в тишину погрузился
И чуткую душу настроил на боль мирозданья…
И тихие волны безмерной, мучительно-светлой печали
Открытое сердце незримо лучами пронзили.
И он ощутил, что разлука витает над светом свиданья,
И черные крылья колючками перьев тяжелую тьму излучают.

И вдруг тишина, где Поэта душа пребывала,
Стремглав устремилась в бездонную Пропасть Безмолвья,
Где вечность движенья покорно сменяется Вечным Покоем,
И там немотою поющую душу сковало,
И холод вселенский царил безраздельно над льдами безволья —
Теперь не со светлой печалью встречался Поэт, а с великой тоскою.

Но он не бежал, а тотчас же откликнулся зову.
Иль стону?.. Быть может… Но он уж бредет по ступеням
Вне времени, правда, в пространстве… и кнопку звонка нажимает…
Реальность со звоном врывается в разум!.. Засовы
Открыты… И женщина смотрит с отчаяньем и удивленьем.
Она?!.. Нет – похожа!.. Свеча без огня… Да и держится, как неживая.

И девочка рядом – живая, как пламя без свечки.
– Папа?!.. Ой, дядя Поэт!.. Бабушка лучиком стала!..
Дедушка тоже… И дома их нет… Так только в сказках бывает?..
Застыла вопросом, про детство забыв и беспечность,
Как будто в тетрадочке жизни странички вмиг перелистала
И вдруг догадалась: меж строк и страниц жизнь главные тайны скрывает.

Движение сердца – и настежь распахнуты двери!
Взгляд женщины помощи ищет в мольбе безутешной…
Бегом через комнаты… Запах лекарств…Заоконная темень…
Но Светлой Тропинки еще не иссякло доверье —
И там, где сливается с Белой Дорогой тропинка, неспешно
Олень вез наездницу – двое во тьме были вечной подобными теме.
И Женщина вдруг прошептала одними губами:
– Смерть к отцу приходила, ужасно подобная маме…

Средь диссонансов бытия
Пребудь прозрачной тишиною,
Где лишь два звука: Ты и я…
Пусть только Ты, но предо мною…

Среди поспешных фраз и слов
Пребудь невыразимой сутью.
Будь мне основою основ
И объективнейшей из судей.

Средь океана зыбких чувств
Пребудь неутолимой жаждой…
Да, я припасть к Тебе хочу!
Но есть точнее слово – стражду.

Ты можешь повелеть – не сметь!
Я подчинюсь – вольно ли сметь мне?..

Но если верно, что Ты – смерть,
Молю: пребудь моею смертью!..

В тишине по прозрачной тропинке
На прозрачном олене уходишь…
Звезд колючие лучики-льдинки,
Как сквозь нежность улыбки грустинки,
Сквозь тела проникают… Сквозь годы…

Неизбывна ли наша невстреча?..
Кто – Мессия Ты?.. Или Предтеча?..

Мечтам свидетели – враги:
Невыразим их смысл и смелость,
Так хрупко-трепетна незрелость,
Они наивны и наги.

Когда ж Мечта приходит в мир
Мишенью в ярмарочный тир —
В отчаяньи ее мечтатель:
Мечта свободна и сильна,
Твореньем стал – ее создатель…
Судьбу его решит она…

Да! Ты – Мечта!
Он вымечтал Тебя
По черточке, по вздоху, по крупице
Тревожных снов, когда всю ночь не спится,
И проступает Лик Любви сквозь лица
В судьбу его входящих, не любя.

Ночную тьму отчаяньем дробя,
Он, вижу, глыбу света высечь тщится.
Твой образ в ней позднее воплотится:
Когда уже откажется больница
В нем теплить жизнь, он сотворит Тебя…

Да! Ты – Мечта!
Он вымечтал Тебя

Из одиночества, тоски… Когда границе
Меж двух миров нельзя не раствориться…
Так свой полет творят из выси птицы…
Он не летал. Он просто жил, скорбя.
И Ты пришла, его внимая зову,
Когда у смерти было все готово,
И он поверил – жизнь начнется снова!..
Но жизнь не повторяется с нуля.

Был светел Путь, была желанна ноша…
Путь в мир иной, где небо и земля
Навряд ли есть… И души не болят…
Сбылась Мечта… Все в прошлом… Жребий брошен…

Но сердцу одиноко и печально,
Когда в чужой мечте свою встречаешь…

То ли исповедь это была, то ль прозрение, то ли молитва,
Но вбирала толпа, словно почва, созревшее Слово.
Слово не было жарким, как пламя, и не было острым, как бритва,
Слово искренним было, а это искусства основа.

От толпы в стороне он заметил двоих одиноких и скорбных.
И почувствовал, что его строки им слышать больнее,
Чем прочим – рифмы били их души, как град по листве непокорной.
Он узнал их тотчас – эту Женщину, дочь рядом с нею…

Замолчал. Со ступеней сойдя, подошел к ним и встал на колено.
– Извините меня, если слово мое слишком грубо.
Ведь для вас это вовсе не сказка, а касанье плиты раскаленной…
Это вечная боль, когда мир по живому разрублен.

– Ни отца нет, ни мамы теперь, и могил на земле не сыскать их,
Чтоб цветы возложить и поплакать, когда одиноко.
Разве что возле входа в сей склеп расстелить поминальную скатерть…
Только холодно здесь… Да и в тризне пустой мало прока…

– Горе вечной разлуки, увы, для познавших ее неизбывно, —
Ей ответил Поэт, поднимаясь с колена неспешно. —
Чтоб ее превозмочь, надо верить и встречу творить непрерывно,
Как отец ваш творил… И творение было успешно…
А Гостиница – это не склеп – меж мирами прямая дорога:
Между тем, что нам явлен, и тем, что остался незримым,
Но касается нас то тоской, то мечтой, то тревогой —
Всем несбывшимся, что сиротливой душою храним мы.