Анна Клименко - Морф

— Ирбис, — Хаэлли говорил тихо, едва слышно, — забирай своего лекаря, забирай мальчишку и уходите. Я принял верное решение, но времени уже не осталось. Я запустил то, что убило морфов и уберет приграничье.

— Я… я… — метнувшись к Гверфину, я что есть сил ударила мечом по замку на цепях — но без толку.

— Погоди, — Хаэлли грациозно протянул руку, едва коснулся пальцем ржавого металла. Цепи осыпались на пол, шелестя как падающие листья. То же самое он проделал и с цепями Шерхема, и Гверфин ловко подхватил своего отца.

— Быстрее, — нетерпеливо сказал эльф, — время заканчивается.

— Мы не успеем, — буркнула я, — нам идти и идти еще…

А все вокруг комкалось, рвалось на мелкие кусочки. И сам Хаэлли… становился прозрачным, начал светиться изнутри.

Хаэлли усмехнулся, покачал головой.

— Вы можете уйти отсюда, если пройдете сквозь меня.

— Хайо, а ты? Ты-то как?!!

Я как раз поднырнула под руку Шера, помогая Гверфину. Хаэлли посмотрел на меня внимательно и — как мне показалось — даже вполне удовлетворенно, что ли…

— Не будьте такой истеричкой, леди Валле, — сказал он, — мне кажется, что когда-нибудь вы достигнете Крипты. И… либо вы прямо сейчас пройдете сквозь меня, либо отправитесь вслед за морфами.

— Ирбис, идем, — шепнул Гверфин.

— Я тебя никогда не забуду, — пообещала я, глядя в необыкновенные, прекрасные глаза эльфа.

И мы двинулись вперед, в золотистое сияние.

Мы шагнули через радугу и пронеслись сквозь рождение новой звезды.

А когда очутились под знакомым уже небом, картина нас ждала неприглядная: гора из заливного, которая была приграничьем, лопнула, разлетелась ошметками по лесу, повисла на ветках серыми лохмотьями слизи.

— Он погиб, да? — хрипло спросил Гверфин, вертя головой и, судя по всему, имея в виду эльфа.

Я промолчала. И начала укладывать на траву того, кто был мне дорог.

***

Вот ходишь ты, дышишь зачем-то, чего-то хочешь. А потом случается что-то плохое, и начинаешь понимать, что все твои желания — дешевая мишура, а самое главное всегда было с тобой, но ты его не удержала. Зачем я хотела стать великой вышивальщицей? Чтобы вернуться в семью? Глупо. Чтобы эльфы отвели меня к своей ненаглядной Крипте? Еще глупее. Никакая людская магия не способна вернуть к настоящей жизни того, кто ушел навсегда. Так к чему тогда вся эта магическая чепуха?

Я стояла на коленях перед истерзанным телом того, кто дал мне мечту. Его лицо было спокойно, как никогда при жизни. Морщины разгладились, и он как будто помолодел лет на десять. Только вот упрямая складка на лбу осталась, как будто даже после смерти Шерхем Айлан Виаро продолжал с кем-то бороться.

Я не стала срывать окровавленные лохмотья, наоборот, укрыла Шера найденным неподалеку одеялом, как будто он мог озябнуть. На душе было пусто и холодно, пальцы перебирали стежки под моими ребрами. А что, если… вынуть талисман орков из меня и поставить его Шеру? Это будет более чем справедливо: у него хотя бы есть сын, а у меня нет никого, кто бы по мне скорбел. Ну, разве что Мырька, но он никогда не узнает, точно так же, как не узнал, кто напал на леди Валле неподалеку от городка Талья…

Рядом неслышно опустился на колени Гверфин. Молча пожал мою руку. Потом, засопев, сказал:

— Я не знаю, что мне делать. Я должен оплакивать его, но ведь… мы почти не были знакомы. А я не могу плакать по тому, кого почти не знал…

— Я бы плакала, но не могу, — губы плохо слушались меня, — потому что просто не могу больше плакать.

— Ты его любила?

Пожимаю плечами.

Странный вопрос. Даже я не могу сказать, что именно я чувствовала к лекарю, когда он был жив. Теперь же, когда его убили форфы, я ощущала только страшную, сосущую пустоту.

— Это я виноват, — едва слышно прошептал маг, — если бы я не пошел за вами, то не встретил бы морфа.

— Если бы морфы хотели, они все равно бы тебя нашли. Им ведь было известно, кто ты… А зачем довольствоваться малым, если можно получить все? Только я, выходит, не совсем укладывалась в их планы… Или они попросту не увидели во мне серьезного противника.

Он вздохнул. А потом поднялся и отошел в сторону, как будто стесняясь находиться рядом с нами.

— Шер, — пробормотала я, — видишь, я хотела тебя спасти, но не смогла. Вечно у меня ничего не получается, Шер. Никчемная я. Толку нет совершенно — с таким же успехом ты мог бы просто похоронить меня тогда…

Я закрыла глаза. И вспомнила, что в свои последние мгновения лекарь смотрел на меня. На душе стало совсем погано, и я — уже по привычке — начала тихо подвывать, потому что не могла плакать. Пальцы снова нащупали заветный шов, соблазн был слишком велик.

И в этот миг Шерхем зашелся в кашле. Он перекатился на бок, подтянул ноги к животу, кашель перемежался с хриплым дыханием. Потом вытер губы тыльной стороной ладони, сердито глянул на меня из-под спутанных прядей волос.

— Ирбис. Прекрати это нытье, я не желаю его слушать. Ты… забыла…

Он снова закашлялся, потом сел на земле, огляделся.

— Охр.

Еще раз посмотрел на меня.

— Ты забыла, что заклинание работает с задержкой. Чем хуже рана, тем больше задержка. Твой талисман гениален, невзирая ни на что, а твой дар куда сильнее, чем был у Валески.

Я выругалась. В самом деле, как я могла забыть-то? Морф сорвал талисман, но после того, как заклятье уже начало работать.

Мир начинал обретать краски. Подбежал Гверфин с круглыми от удивления глазами, присел рядом с Шером, а тот сгреб его в охапку и прижал к себе так, что Гвер весь побагровел.

— Ирбис!

Ох, не люблю я эти повелительные интонации в голосе, не люблю…

— Иди сюда, — позвал Шерхем, — а ты, Гверфин, отойди на десять шагов, мне нужно сказать леди Валле кое-что важное.

Я послушно подошла, присела рядом на траву, оглядела своего лекаря. Он осторожно взял мою руку в свою, заглянул в лицо.

— Я сделаю все, чтобы ты добралась до Крипты, — тихо произнес он, — но обещай… обещай, что не будешь пытаться сделать это одна.

— Хорошо, — я кивнула, — если ты так хочешь.

— Да, я так хочу, Ирбис. Мы пройдем этот путь вместе, рано или поздно.

Я улыбнулась. Жаль, что не могла плакать, потому что тогда я бы улыбнулась сквозь слезы — но то были бы не слезы счастья, нет. Я грустила об эльфе, который вел свою собственную войну и который навсегда останется в моей памяти. Самый красивый, самый волшебный и самый несносный.

Невыносимо грустно покидать место, ставшее вторым домом, и уходить в холодный моросящий дождь.

Невыносимо глупо уходить на рассвете, тайком, когда все закончилось и жизнь вроде бы начала налаживаться, когда перед нами лежал путь на восток, туда, где нас никто не знал.

И все же я уходила, оставляя замок Арниса Штойца, уходила, не имея ни малейшего представления о том, куда пойду. Не к эльфам, это точно, потому что меня никто не ждет под сенью Великого леса. Им и свои-то не очень нужны, что уж тут говорить о презренной авашири , у которой вместо сердца — кокон орочьей магии.