Ли Майерс - BRONZA

Не спускавший с брата глаз, Оуэн заметил, как одетая только в свои волосы женщина с робкой стыдливостью прикрыла грудь руками, и рассмеялся.

– Как мило с твоей стороны прикрыть свою наготу… от меня. Прости, но я уже все видел и даже трогал! – заметил он с веселым сарказмом. – Ну же, Марк… не будь такой недотрогой! Она, между прочим, застенчивой совсем не была!

– Ты ведь не сделаешь этого, правда? Не посмеешь! – не хотел верить в происходящее Марк. Шаг за шагом, отступая от мягко крадущегося к нему зверя, уже догадавшись, что хотят от него эти мерцающие опасным блеском глаза.

Усмешка Оуэна была полна снисходительности.

– Иди ко мне, глупый… – поманил он пальцем. – Теперь, когда ты женщина… Марк, прими меня. Прими, и я буду любить тебя нежно… Ты сможешь трепетать в моих объятиях всю ночь… Всю жизнь…

Глубокий, несущий смятение в душу, чувственно-бархатный голос звал к погибели коварной песнью сладкоголосой сирены. Марк хотел ударить Оуэна кулаком в лицо, но тот легко уклонился. Перехватил за руки. Стиснув запястья, прижал маленькие ладони к своей груди.

Марк сопротивлялся изо всех своих сил, но слабое тело женщины, в конце концов, уступило грубой мужской силе Оуэна. Почувствовав его в себе, он вздрогнул от отвращения и закричал. И кричал, пока не сорвал голос.

Но слышал ли Оуэн его крики, вминая тело Эльзы в постель.

– Пусти! Слезь с меня! Хватит! – хрипел разбитыми в кровь губами Марк, а Оуэн, отдавшись на волю минутному помешательству, почти готов был переступить черту. Переломать все кости. Задушить. Убить. И только последняя крупица человеческого сознания не позволила этому почуявшему кровь зверю сдаться окончательно своей звериной натуре. Он оставил Марка растерзанным на смятых простынях. Перевернувшись на спину, полежал немного. Встал. Застегнул брюки. Поискал сигареты. Отошел к окну. Закурил, и тонкие крылья носа нервно обрезались от слишком сильной затяжки. Оуэн был разочарован.

Когда Марк бросился на него, неожиданно сконцентрировав Силу для удара, не раздумывая, он убил брата. Так же, не раздумывая, переселил в тело потерявшей сознание девушки, мгновенно решив, что это послужит неплохим компромиссом для обоих. И совсем не ожидал, что еще недавно наслаждавшееся его ласками податливое тело Эльзы, обретя душу брата, будет корчиться на постели, отвергая его.

А он хотел, чтобы Марк тянулся к нему, чтобы горячим, полным неги шепотом просил, нет, умолял взять его. Хотел слушать сладкую музыку его стонов, а не этот звучащий на одной визгливой ноте диссонанс однообразных криков и рыданий. Но пока он курил, стоя у окна, желания его таяли, сизым сигаретным дымом расплываясь по оконному стеклу.

– Будь ты проклят! Я никогда не прощу тебе этого!

Задумавшись, Оуэн отвлекся и не сразу услышал дрожащий от ненависти голос. Слабые руки Эльзы прижимали нож к горлу, но темные глаза ее горели ненавистью Марка. Не она – он воткнул нож себе в горло, распоров сонную артерию. Хлынула кровь. Тело девушки завалилось вперед. Простыни окрасились в красный цвет.

– Сколько патетики, черт возьми! – расхохотавшись, огляделся он вокруг.

Труп на кровати. Труп на полу. Пора было уходить отсюда. В его планы не входило привлекать внимание к своей персоне этими убийствами. Оуэн собирался попробовать себя на новом поприще. В стране, где он сейчас жил, ядовитым гноем набухала злокачественная опухоль будущей войны, и он рассчитывал принять участие в этой кровавой вакханалии.

Схватив за волосы, откинул назад тело женщины на кровати, вытащил торчащий из горла стилет. Подошел к лежащему на полу телу мужчины, заклинанием убрал следы магического удара, пальцами нащупал нужное место и воткнул клинок в уже мертвое сердце. Оделся. Оглядев себя в зеркале, стряхнул с рукава невидимую пылинку.

«Когда-нибудь я верну себе брата и тогда, Сэйрю… – Оуэн в последний раз глянул в зеркало, – ты заплатишь нам за свой грех!» Вышел в коридор, повесил на ручку двери табличку «не беспокоить» и направился к лифту, насвистывая «Тореадор, смелее в бой…»

Шлепая босыми ногами по дорожной пыли (связанные шнурками ботинки болтались через плечо), мальчик задумчиво шел по дороге. Его губы шевелились, беззвучно проговаривая слова благодарности, которые он обязательно скажет доброму господину. Хозяин поместья не побрезговал его происхождением и дал ему работу, теперь он сможет помогать матери растить младших сестер. Мальчик так сильно задумался, что заметил машину в самый последний момент, когда, уже ударив, она подбросила его в темноту.

Сломавшееся от удара тело перелетело через визжащий тормозами автомобиль и упало позади. Куклой-марионеткой, у которой разом оборвались все веревки. К мальчику бросился выскочивший из машины бледный водитель. Упал рядом на колени, еще на что-то надеясь, перевернул на спину. Но смерть кровью и грязью уже начертила свои страшные письмена на юном лице. Мужчина гортанно всхлипнул. Он так спешил увидеть своего новорожденного сына, что только что убил чужого.

– Зачем… Господи! – взмолился он, в поисках пульса цепляясь пальцами за тонкое запястье. Платком, стирая пыль и кровь с детского лица. – Я буду заботиться об этом ребенке, как о своем собственном, только прошу, Господи, не делай меня убийцей! Не сейчас!

Отчаянный мужской крик далеко разнесся по пустынной дороге и, видимо, достиг небес, потому что, вздохнув, мальчик открыл круглые, по-детски доверчивые глаза.

– Я умер, да? – удивленно спросил он тоненьким, ломающимся голоском и снова потерял сознание.

Сгорбившись, мужчина продолжал сидеть на дороге. Одной рукой он прижимал к себе мальчика, другой размазывал по щекам слезы, не замечая грязных разводов, остающихся на лице. Его губы кривились в какой-то жалкой, идиотской улыбке.

«… нежный лотос на глянцевом блюдце листа покачивался на воде. Бледно-розовые, с более темными краями лепестки просвечивали на солнце. Стая золотых рыбок, тех самых, что исполняют три желания, резвилась в журчащем, переливаясь всеми цветами радуги, потоке воды. Сэйрю кормил рыбок крошками.

– Я слушаю тебя, – произнес он, не поворачивая головы.