Сергей Жилин - Душегуб

Окружающие в открытую посмеялись над моим унижением. Я бы обиделся, если бы согласился, что случившееся является для меня унижением.

Еле поднялся, весь грязный, как собака, челюсть болит — дай бог, что не сломана. Подобрав сбитую шляпу, продолжаю плестись вперёд. Если обернуться, то можно разглядеть вдалеке две тёмные фигуры: менее спокойный блондин поглядывает из-за плеча — отсалютуем бравому мужлану. Если азиатка — его женщина, то я ему даже сочувствую.

На Центральной площади все! Людей больше, чем народу, толстое кольцо обступило эшафот, на котором мой лучший друг Марк тужится вынуть из петли висельника. Народ беснуется, никто не может понять, что за история с повешенным. Под недовольное бормотание и откровенную брань я двинулся расталкивать плечами зевак. Мне по нраву быть в первых рядах.

Тим-четыре-колеса подобен сторожевому псу: катается туда-сюда и отгоняет зевак подальше. Зоркий глаз шерифа высматривает в толпе кого-то, мышцы на лице натянулись стальными канатами.

Наконец здоровяку удалось стянуть с эшафота труп под дружное:

— Поделом лешему!

— Кто его так?

— Давно пора казнить этих разбойников!

— Чего вешать и тут же снимать?

— Что он натворил?

— Молчать! — взвился над площадью рёв Тима.

Чудесная метаморфоза! Многоглавое вопящее нечто превратилось в молчащего кролика, кроткого и перепуганного. Обожаю, когда железная воля шерифа срубает жидкие ростки чужой.

Марк соизволил увидеть меня — пялиться прямо в него пришлось не так долго. Мог бы ещё пеной изойти: как же он меня ненавидит…

Да он ранен! Кто это с ним так?

— Повешен леший, — меж тем пояснил Тим, — но полиция к этому не имеет никакого отношения! Всё, что вы видите — самосуд Винчи! Более ничего — расходитесь. Расходитесь немедленно!

Людям не дано разбредаться молча — успел расслышать, как некоторые предложили и морщинистого мутанта затащить на рандеву с верёвкой. Умники… проще повесить дым.

Пора и мне удаляться.

Был на Площади. Винчи проучил бандита. Дали им расплодиться, как тараканам, как источающим заразу крысам.

Санитар нездорового общества. Общество облевали радиацией, прошлись по нему граблями войны и дали ему свободу деградировать. Теперь нужны санитары, как волки в лесу: не выжить, если не грызть больных…

Понимаю его, мне, как никому другому, возможно понять его. Я тоже из санитаров, моё ремесло — уничтожать ту мразь, что тянет людей на дно. Стараюсь, работаю, причём не без успеха.

На меня никто не обращает внимания. Серьёзно, никто и никогда не обращает. Эти глупцы словно бы не видят меня! Соберись я заявить о себе во всеуслышание, ухом не дёрнут.

Среди них мне мерзко!

Очнулась на столе Освальда несколько минут назад. В стороне на стуле пристроился сам доктор, а вокруг меня нарезает круги Уолтер. Кашляет на каждом шагу, руки скрестил за спиной и смотрит так строго, словно собрался дочь выговаривать.

Хладнокровный Манупла заверил, что ничего серьёзнее синяков да царапин у меня нет. Маньяк ночью не успел ничего со мной сделать, хвала небесам.

Сердце, чёрт… до сих пор колет адреналином — лучше не вспоминать того ужаса… Не пугалась так никогда.

— Как голова? — хлюпнул носом полицейский.

— В порядке, — ответила я. — Холодно.

— Одежду принесли, — поднялся доктор и передал мне куртку с шапкой. — Чаю хотите?

Уолтер, занятый массированием мясистого шрама, глупо покосился на Освальда. Тот, отнюдь, намёка не понял и уверенной походкой прошагал в спальную комнату. Загремела посуда.

А вот и мои сапоги. Пока обувалась, усач решил пересказать события ночи:

— Услышал тебя во время патрулирования улиц. Скажу сразу: Душегуба не разглядел. Сама понимаешь, темно было.

— Понимаю, Уолтер, не распинайся.

— Да ты, никак, уже оправилась, — усмехнулся остроносый.

— Просто продол…

— Вам с сахаром? — подал голос доктор Манупла.

У Уолтера даже уголки рта нервно задёргались, когда смысл услышанного улёгся в голове. Сделав шаг в сторону распахнутой двери, он выкрикнул в ответ:

— Откуда у тебя сахар?

— Накопил звонов, купил у челнока. Мы часто с Марком пьём. Он не рассказывал?

— Нет. Ты вообще о ком говоришь? Это же Марк — первый жадина в Гаваре!

Освальд какое-то время не отвечал. Затем раздалось:

— Так вам с сахаром?

— Кейт побольше положи. Так вот, — вернулся полицейский к жуткому нападению, — я уже почти догнал, как он сбросил тебя и поддал ходу. Бросил тебя у самых ворот армейских складов — оставить тебя одну я не мог, так что ублюдку удалось скрыться.

— Он в складах спрятался?

— В складах. Марк излазит их вдоль и поперёк…

Излазит? Поганый комок выкатился из лёгких, позволив свободно выдохнуть. Признаться, боялась даже спросить:

— Марк жив?

— Разумеется, жив! — с сарказмом сотряс головой Уолтер. — Что ему станется? Получил по макушке, крови немного потекло. Когда дотащил тебя до дома, он уже вовсю прыгал. Рвался Душегубу рёбра переломать, драчун тоже мне… В любом случае, на произошедшее он отреагировал бурнее.

— Рада за него, чёрт, — сложно передать, какие камни с души свалились.

Пока я приходила в себя, уткнувшись в носки своих сапог, тяжёлая рука Уолтера опустилась мне на плечо. Подняв глаза, уставилась взглядом прямо ему в лицо, столь суровое и сосредоточенное, что становится дурнее, чем при мысли о смерти Марка.

— Кейт, не знаю, почему этот усатый кретин не убедил тебя уезжать отсюда, но настоятельно советую так и сделать.

— Он не убедил, потому что это бессмысленно, — выдернула я плечо из цепкой хватки. — Теперь-то точно никуда не поеду!

— Ладно, как в следующий раз собираешься от убийцы отбиваться? — раздулись ноздри стража порядка. — У нас тут сплошь полицейские тебя охранять! Мне резона нет задумываться над твоим самолюбием — я только о своей шкуре пекусь!

— Возможно, — появился в комнате Освальд с подносом в руках, — здесь не место выяснять отношения.

— Возможно, сейчас не тот момент, чтобы вставлять комментарии?

— Ха-ха-ха, — болванчиком изобразил смех доктор. — Проблемы, Уолтер?

Сконфуженный и злой полицейский набрал полный рот слюны и бросился на улицу сплёвывать. Отличный способ закончить жутко неприятный разговор. Великолепно! Давайте показывать свой характер! Чего за пазухой пылится?

Расставив исходящие паром ароматные чашки на столе, Освальд спросил затылком:

— В чём-то он прав.

— Ты ещё мне! — не преминула я огрызнуться.

Всюду, у кого ни глянь, мозгов полно — череп трещит! Всё и так смешалось, перепуталось, а я только слышу и слышу нравоучения. Лепят своё мнение, когда я сама в состоянии сделать выбор! Тем более, что уже сделала.