Святослав Моисеенко - Последняя тайна Патриарха

– А ты заметил, что тут одни мужчины?

– Да, странно, обычно такими вещами больше интересуются экзальтированные дамы.

– А какими – такими? Нигде даже не обозначено, чему лекция посвящена! И день для нее выбран странный – все еще празднуют на полную катушку. Чую, Сергий не зря разволновался…

Мероприятие, изначально будучи непонятным, начинало принимать неприятный оборот.

Алексея Михайловича видно не было, но еще вчера стало понятно, что его роль заключалась в пресловутом «засасывании вглубь».

Вошел пожилой лектор с ленинской лысиной – тоже в чем-то сереньком, разложил свои бумажки из огромного черного, какого-то старорежимного, портфеля. Пожевав губами, бледно порадовался «новым одухотворенным лицам» и приступил к докладу.

По мере того, как лектор углублялся в тему, лица отважных воинов, вышедших на смертный бой со Змеем Горынычем, вытягивались. Тема оказалась такой же серой и пыльной, как сам докладчик: «символика в европейской геральдике». Мучительно захотелось спать, особенно Даниле, который так толком и не ложился этой ночью… А лектор показывал какие-то символы, объяснял их происхождение, уверенно сыпал терминами, то повышал, то понижал интонацию…

Данила слушал и сквозь подступающий сон его одолевало сомнение: несмотря на уверенность интонации, что-то не сходилось в словах лектора, что-то как-то по-другому об этих символах знал образованный Данила…

Но оцепенение нарастало… Не было сил даже повернуться к другу и высказать сомнения. Тем более, что неискушенный лекциями Никита уже вовсю клевал носом.

Зачарованные друзья не заметили, как присутствующие, – один за другим, с такими же сосредоточенными невидящими взорами, – покидали зал. Они беззвучно растворялись в тусклом свете подвального коридора, словно их и не было вовсе…

А тем временем загадочный благообразный персонаж, возникающий то тут, то там, словно мыльный пузырь, вполголоса беседовал с пыльным секретарем. Странный это был разговор:

– Я не сомневался, что придут.

– Да, теперь надо уничтожить перстень.

– Все готово?

– Да, только бы они окончательно впали в транс. Ничего, магистр – человек опытный, может загипнотизировать хоть сто человек.

– Может, в переулке? Никто больше не пострадает… – в голосе «секретаря» послышались человеческие нотки.

– Нет, это должен быть теракт, чтобы никто не догадался о нашем присутствии. Пусть списывают на кавказцев или еще там кого, – загадочный субъект проговорил это, брезгливо поморщившись, словно сегодня впервые столкнулся с такой досадой – милосердием.

Лектор тем временем договорил, поблагодарил за внимание, направился к двери… и вдруг подошел к двум друзьям, оставшимся в одиночестве. Больше в зале никого не было. Он что-то стал шептать, приподняв за подбородок голову сперва одного парня, затем другого… Затем торопливо вышел. Никита с Данилой последними тоже поднялись и, как роботы, проследовали к выходу, не говоря ни слова, не глядя друг на друга.

Сергий, по договоренности ожидавший их за углом дома напротив, с изумлением видел, как ребята идут в сторону метро, не обращая на него никакого внимания… поодаль за ними шел… неизвестно откуда появившийся Алексей Михайлович. Маленький «доцент» выглядел сильно располневшим в широком свободном – как с чужого плеча – плаще.

«Что происходит?» – подумал ничего не понимающий Сергий. «Куда он в плаще в такой мороз? А ребята? Они что, хвост не заметили? Или заметили, и уводят его от меня подальше? Нашли, кого жалеть?!» Решил все же проследить за происходящим и осторожно двинулся следом.

У входа в метро «Рижская» было довольно много народа: кто-то спешил в очередные гости, кто-то ждал встречи.

Сергий, все убыстряя шаги, шел за нелепой фигурой Алексея Михайловича, и в его душе все нарастала и нарастала тревога.

Вот ребята подошли ко входу, вот смешались с толпой, вот их почти догнал «доцент». Но до них оставалось еще прилично…

На мгновение Сергий потерял их всех из виду – к нему обратилась какая-то-то размалеванная девица с просьбой о «двух рублях». А когда он, сухо бросив «нету, милая», отвел от нее взгляд и вновь стал оборачиваться в сторону круглого здания станции…

Когда он пришел в себя, у входа в метро виднелись тела, стелился дым пожара, раздавались крики… Плохо себя сознающий Сергий пополз туда и вновь едва не лишился чувств, увидев на обледеневшем тротуаре оторванную девичью руку с розовым, в блестящих камешках мобильным телефоном, из которого доносился бубнящий голос: «Алле, Леночка, что случилось?..»

Рядом валялась почерневшая от копоти голова иудаита Алексея…

КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ

Пять священных предметов веками хранились в недрах памяти сынов человеческих, сокрытые, недоступные, непонятные…

Настало время, и первым ожил перстень с Божественным Сапфиром, созданным из крови первого человека… Он пробудил остальные реликвии, и древняя Сила вновь пришла в мир, сея вокруг тайную войну. Сами по себе Святыни не были ни злыми, ни добрыми. Ныне все зависит от того, в чьих руках они окажутся. И Князь мира сего неусыпно следит за хранителями Сапфира, надеясь с его помощью отыскать путь к былому могуществу. Ибо лишь тот его обретет, в чьих руках сосредоточатся ВСЕ Пять Предметов.

Но не только Абсолютному Злу хотелось завладеть древними реликвиями…

Сергий, преодолевая слабость и дурноту, подполз ближе к эпицентру взрыва…

Его мутило, но хуже всего было отчаяние, ледяной лапой сжавшее сердце. Никита… Данила… Как же так?! Как он мог не уследить? Не уберечь? Чего стоили все знания, весь его ум, если какая-то жалкая секта смогла победить и все сделать по-своему?

Но Сергий уже понимал, что иудаиты вовсе не были жалкими и ничтожными… Смысл их существования заключался в поиске реликвий и полном, тотальном их уничтожении. Понять бы только – зачем?

Увы, горькие сожаления никоим образом не касались судьбы перстня. Тема эта давно заинтересовала пытливый ум Сергия, из древних книг узнавшего, что уничтожить реликвии невозможно. Вернее… но мысли путались и не хотели впадать в мистическую заумь. Он, возможно, был книжником, но никак не фарисеем… Со дна души поднялась волна жуткой боли:

«Да что перстень – люди из-за этих побрякушек вырваны из жизни и разорваны в клочья! Без вины и всякого высокого смысла … Вот и ребята, бедные мои ребята … Как я мог отпустить их в это логово? О чем думал?»