Сакс Ромер - Ведьмино отродье

Они начали подъем. Сайм, считая ступени, шел вторым.

Насчитав шестьдесят, он предположил, что они приблизились к верхушке древней мастабы, лежащей в основании первой ступени пирамиды. Несмотря на высоту, вероятность сорваться и упасть была мала из-за узости самой шахты — спина всегда находила опору в виде противоположной стены.

Кеан поднимался очень медленно, опасаясь удариться головой. На семидесятой ступени он вытянул согнутую ногу вперед, но колено не встретило сопротивления — они добрались до горизонтального коридора.

Очень тихо он обратился к Сайму:

— Возьмите меня за руку. Мы наверху.

Они двинулись дальше. Тяжелая тошнотворная сладость благовоний едва не отбросила их назад, но доктор и Сайм, остановившись лишь на мгновение, решительно продолжали путь.

Впереди мерцали отблески огня, отражаясь в гладких стенах прохода, не видевших света с темных времен Древнего царства.

Впервые за эту невероятную ночь спутникам стало действительно жутко. Они приближались к разгадке тайны, готовясь предстать перед истинным ужасом Медума.

Сначала, заметив неясный свет, оба остановились, не в силах пошевелиться от охватившего их страха и изумления. Сайм, готовый поклясться, что в пирамиде нет ничего, кроме погребальной камеры фараона, был поражен, с трудом доверяя собственным глазам. Страх охватил его душу. Доктор Кеан, хотя и ожидавший этого, также на миг утратил власть над собой, столкнувшись со сверхъестественным лицом к лицу.

Они пошли на свет.

Перед ними оказалось квадратное помещение того же размера, что и камера фараона. Действительно, как они поняли позже, эта комната находилась непосредственно над ней.

В треножнике горел огонь, отбрасывая неверные блики на стены и потолок и давая возможность осмотреться. Но спутников сейчас интересовало не это: их взгляды были прикованы к стоящей у треножника фигуре, облаченной в черное.

Человек стоял спиной ко входу и монотонно произносил что-то на языке, не знакомом Сайму. Иногда он вскидывал руки и благодаря своей черной мантии становился похож на гигантскую летучую мышь. И всякий раз, словно повинуясь его движениям, пламя вспыхивало, освещая помещение адскими языками. Когда заклинатель опускал руки, успокаивалось и оно.

Комната была наполнена низко стелющимся красноватым дымом. На полу стояли несколько сосудов необычной формы, а у дальней стены, озаряемой редкими вспышками огня, белело что-то неподвижное, вероятно, подвешенное к потолку.

Кеан тяжело выдохнул и схватил Сайма за запястье.

— Мы опоздали, — произнес он странным голосом.

В это время его товарищ пристально вглядывался в пунцовую дымку, пытаясь понять, что за кошмарная фигура висит там, куда не доходит свет. Когда заклинатель в очередной раз поднял руки, а послушный его велениям огонь ярко вспыхнул, заговорил и он.

Хотя Сайм не был абсолютно уверен, что именно он увидел, он вспомнил все, что рассказывал доктор. В первую очередь о Юлиане Отступнике, императоре-некроманте. О том, что нашли люди, когда после его гибели открыли Храм Луны. Вспомнил, что леди Лэшмор…

И тут ему стало дурно — доктор едва успел поддержать спутника, готового лишиться чувств.

Сайма воспитывали в духе материализма, и молодой человек никак не мог поверить, что ужас, с которым он столкнулся, реален. Но вот прямо на его глазах некромант проводит ритуал; дьявольский запах таинственных благовоний душит его; в танцующих тенях обители тьмы творится ужасное пророчество — разум Сайма просто отказывался принимать происходящее. Случись такое в Древнем мире или в Средние века, любому было бы ясно, что перед ним колдун, маг, с помощью древних заклинаний ищущий у мертвецов ответ на вопрос, касающийся живых.

Но способны ли современные люди принять это как данность? Многие ли поверят, что кто-то практикует магию не только на Востоке, но и в Европе? Кто, став свидетелем сатанинской мессы, поймет, что это, и не попытается найти иное объяснение увиденному?

Сайм не мог допустить, что эта оргия порока реальна. Языческий император был способен верить в некромантию, но сегодня… — о, как удивительна наша вера в истинность современных знаний!

— Я схожу с ума? — хрипло прошептал Сайм. — Или…

Окутанная дымкой фигура, казалось, выплыла из тени, приобретая все более четкие формы, — и вот перед ними предстала прекрасная женщина, чья красота внушала благоговейный ужас.

На голове у нее был урей, символ власти фараонов, а единственным одеянием служило платье из полупрозрачной ткани. Как облако, как призрак, вступила она в круг света, отбрасываемый пламенем.

Она заговорила — было ощущение, что голос шел откуда-то издали, из-за толстых гранитных стен нечестивой гробницы. Сайм не узнал язык, но почувствовал, как доктор сильнее сжал его руку: проведя столько лет в компании сэра Майкла Феррары, Кеан выучил его — мертвый язык, забытый на самой заре нашей эры.

Сайм быстро принял решение: ни один его современник не поверит, что подобное можно увидеть наяву. Им овладело безумие, и, выдернув руку из ладони Кеана, он попытался противопоставить сегодняшнюю науку древней магии.

Подняв свой браунинг, он начал стрелять — снова и снова — в похожего на летучую мышь человека, застывшего между ним и треножником.

Эхо, словно передразнивая, тысячу раз повторило выстрелы, наполнив камеру кошмарным грохотом, исходящим отовсюду: из нижних коридоров, из потаенных уголков пирамиды — разрывая тишину, царившую там в течение долгих столетий.

— Боже мой…

Как в полусне, Сайм почувствовал, что Кеан пытается оттащить его назад. Сквозь облако дыма молодой человек видел, как одетая в черное фигура поворачивается в его сторону; как в кошмаре, разглядел он бледное, блестящее лицо Энтони Феррары; продолговатые холодные — змеиные — глаза смотрели на него. Сайм стоял — один среди хаоса, среди безумного мира, за гранью разума, там, где Бог был не властен. Но даже в этом помрачении он знал одно: он по меньшей мере семь раз выстрелил в человека в черном и не мог промахнуться.

Но Энтони Феррара оставался цел и невредим!

Тьма поглотила жуткое видение. Потом впереди появился белый луч, и, пытаясь выплыть из вод безумия, Сайм осознал, что доктор Кеан, отступая вглубь коридора, зовет его, срываясь на крик — бегите, спасайте свою жизнь, спасайте свою душу!

«Не стоило стрелять!» — звучало в голове Сайма.

Не ощущая твердости и шероховатости камней — хотя позже колени и лодыжки оказались расцарапаны до крови — спускался Сайм по длинной, уходящей вниз шахте.

Доктор, казалось ему, шел впереди, время от времени придерживая ноги Сайма и направляя их в выдолбленные в стене углубления. Все вокруг ревело и гудело, словно за стенами пирамиды бушевал океан и бился об нее огромными волнами. Было ощущение, что пол ходит ходуном.