Джонатан Ховард - Йоханнес Кабал. Некромант

Существо, постепенно принимая человеческий облик, взглянуло на него с отвращением.

— Откуда мне знать? Дай сюда.

Он начал изучать себя в зеркале.

— Очень даже хорошо отражаюсь. Ещё одна старая легенда опровергнута. Ну и дела, я совсем не постарел. Красавчик. Хотя вид у меня ужасный. Болезненный.

Он многозначительно посмотрел на Кабала.

— Нужно поесть.

Кабал попятился.

— Ты сказал, что не тронешь меня.

Существо посмотрело на него и слегка улыбнулось.

— Я сказал, что не убью тебя. Ты не умрёшь.

— Если ты меня заразишь, я не смогу тебе помочь! — выпалил Кабал.

— Всё происходит не так. Как ты помнишь, ни один ребёнок не обратился. Требуется участие обеих сторон. Инфекция передастся, только если смешать кровь. Надо было об этом думать, до того как есть Софию. Кабал искал взглядом кладбищенские ворота и, по всей видимости, намеревался убежать. Существо перестало идти за ним и развело руками.

— Да что тебя так смущает? Не хочешь делать это с мужчиной?

Кабал уже бежал.

— Не льсти себе, — прокричало существо ему вслед. До злополучной смены социального статуса оно было гетеросексуалом, а теперь и в этом сомневалось. — Это всего лишь переливание крови, неужели не ясно?!

Кабал уже был почти у ворот.

— Вечно от тебя одни неприятности, — сказало оно само себе и растворилось в воздухе

До поезда пришлось добираться чуть дольше, чем до кладбища Гримпен, так как передвигаться они могли только ночью. В конце концов, низкие холмы сменились болотами, и вскоре они дошли до заброшенной железной дороги. Даже с расстояния они увидели посреди пустоши длинное возвышение и свет фонарей в центре явно поредевшей рощи деревьев. Подойдя ближе, Кабал указал на сам поезд, тёмная масса которого зловеще вырисовывалась над насыпью.

При этом он неосознанно положил руку на две ранки от укуса над ярёмной веной. Он с облегчением обнаружил, что всё ещё в состоянии перемещаться при свете дня только лишь в шляпе и тёмных очках, а не в гробу с землёй, взятой с родины, как он боялся. Даже необходимость в гробе оказалась вымыслом; в течение дня попутчик Кабала с удовольствием спал где угодно, лишь бы его не касались лучи солнечного света.

Подойдя ещё ближе, они начали различать больше деталей. Деревья, которые не давали поезду выехать на главную линию, вырубили, а пни выкорчевали. В самой роще тоже повалили немало деревьев. Куча дров на поезде выглядела впечатляюще. Брёвна были зелёные и влажные, но, пока не найдётся что-нибудь получше, топливом для поезда они послужить смогут. Освещая ночное небо, из щебёнки вдоль железнодорожного полотна, торчали большие керосиновые факелы. Повсюду виднелись фигуры рабочих, усердно и безостановочно что-то делающих. Костинз самовольно создал дополнительный персонал. Сначала Кабал не был уверен, хорошо это или плохо, но, учитывая масштаб работы, если бы Костинз пользовался только сомнительными услугами Дензила и Денниса, в срок бы они не уложились. Костинз всё сделал правильно, заключил он.

— Ничего себе, — услышал он возглас своего спутника, когда тот увидел локомотив вблизи, и втайне был этому рад. Костинз и его работники проделали великолепную работу. Инфернальный локомотив был тщательно отмыт и перекрашен. Он был такого насыщенно чёрного цвета, что трудно было сказать, где заканчивается поезд и начинается ночное небо.

Тонкая красная линия, цвета венозной крови, тянулась вдоль котла и украшала путеочиститель и дымовую трубу — единственная яркая деталь. Но по-настоящему привлекал внимание первый вагон после тендера.

Красным и жёлтым цветом по чёрно-синему фону вились и переплетались в замысловатых узорах буквы в названии ярмарки. Вычурно, но читаемо с первого взгляда. Его спутник остановился и засмеялся.

— А ты в успехе не сомневался, Йоханнес, — сказал он.

— Я знал, что без твоей помощи всё это — дохлый номер. Кроме того, ты мог меня убить. В любом случае, почему бы не надеяться на лучшее?

Костинз заметил их и спустился на пути.

— Привет, босс! Как тебе? — Он показал на вывеску. — «Всемирно известная ярмарка братьев Кабалов», как ты и просил.

— Отличная работа, мистер Костинз. Я знал, что на тебя можно положиться. Кстати, хочу представить…

Его спутник шагнул вперёд и, улыбаясь, протянул Костинзу руку.

— Хорст Кабал. Рад знакомству.

Йоханнес Кабал сидел за письменным столом, наблюдая, как покачивается пресс-папье. Напротив, в дальнем углу стоял большой длинный сундук. При виде такого предмета мебели добродушные дядюшки — что может быть хуже? — обычно со смехом восклицают: «Что это тут у нас? У тебя в нём часом не труп?»

Конечно, труп. Внутри, на слое одеял, лежало тело его брата, безжизненное, но до обидного красивое. Природное обаяние Хорста и так всегда раздражало Кабала, а тот факт, что из него получился ещё и привлекательный мертвец, едва у него появилась возможность привести себя в порядок, можно считать чуть ли не оскорблением.

Кабал широко раскрыл глаза, поморгал, беспощадно расправился с зевком. Солнце почти село. Он встал и подошёл к окну. Мимо, багровея под облачным небом, проносился сельский пейзаж. Они покидали болотистые равнины и взбирались на невысокие холмы к северу. Ещё с минуту он смотрел на закат, пытаясь отыскать то прекрасное, что когда-то в них находил. Затем развернулся и пошёл к столу. На полпути остановился, услышав свисток локомотива.

Чёрный поезд устремился к темнеющему горизонту. Время от времени раздавался стон парового свистка: тоскливый, жалобный звук, в котором слышались угроза и надрывный ужас, будто чудище-Грендель зовёт свою мать. За шнур свистка в просторной кабине локомотива по очереди тянули Деннис и Дензил. Им выдали комбинезоны и симпатичные шляпы машинистов как у Кейси Джонса. Ещё никогда эти двое не выглядели так хорошо. Сейчас Дензил с важным видом следил за тем, как Деннис бросает полено за поленом в топку. «Всё идёт как надо», — с отрешённостью, свойственной мертвецу думал Дензил. Этот способ мышления не особо отличался от того, как он мыслил раньше, так что адаптация прошла быстро. Втайне он был рад, что для этого ему не пришлось есть человеческие мозги. От пирога с фаршем и почками его тошнило. Правда, ему теперь не очень-то и хотелось печёного мяса. Но это, скорее, потому что он теперь вращается в элитных кругах. В итоге он решил, что не отказался бы от бифштекса по-татарски из сырого мяса — блюда без сомнения изысканного. Он принюхался. Несмотря на изредка вылетающую струйку древесного дыма от зелёных поленьев, воздух был чист и свеж. И всё же он отчётливо чувствовал запах готовящейся пищи. Наверное, во всём виноваты мысли о еде. Потом он заметил, что облокотился прямо о стенку топки, и его левая рука уже «прожарилась» больше, чем положено. Будь это бифштекс, а не рука, он бы наверняка отослал его повару, сопроводив парой резких замечаний. Вот и сейчас, Дензил сказал своё первое слово с тех пор, как сменил образ жизни — хорошим это слово не было.