Клайв Баркер - Книги крови III—IV: Исповедь савана

— Эрл! — проорал он, пробираясь через конторку в комнату с телевизором.

Полуночное кино подходило к концу, звук был оглушительно громким, фантастический зверь неизвестной породы почти сокрушил Токио, граждане разбегались, испуганно вопя. Перед этим картонным апокалипсисом в кресле спал пожилой человек. Его не могли разбудить ни крики Гира, ни раскаты грома. Бутыль со спиртным, которую он нежно баюкал на коленях, накренилась в его руке, и жидкость пролилась на штаны. От этой сцены несло бурбоном и развратом. Гир запомнил ее, чтобы использовать в проповедях.

Из конторы потянуло холодом. Гир обернулся, полагая, что кто-то вошел, но никого за спиной не обнаружил. Он всмотрелся в пространство. Всю дорогу до конторы его не оставляло ощущение, будто за ним кто-то следит. Он оглядывался, но никого не видел. Он отбросил подозрения. Подобные страхи присущи старикам и женщинам, которые боятся темноты. Он прошел между спящим пьянчугой и руинами Токио к закрытой задней двери.

— Эрл! — позвал он. — Ответь мне.

Сэди наблюдала, как Гир открыл дверь и шагнул в кухню. Его напыщенность забавляла ее: откуда столь мелодраматическое поведение в наш просвещенный век? Ей никогда не нравились церковники, но этот экземпляр особенно раздражал: под его благочестием скрывалось нечто большее, чем обычная нетерпимость. Он раздражен и непредсказуем, и ему очень не понравится то, что он увидит в комнате Лауры-Мэй. Сэди уже была там и наблюдала за любовниками, пока их страсть не распалила ее. Тогда она вышла под дождь, чтобы немного остыть. Появление проповедника вернуло ее туда, откуда она вышла; она боялась, что при любом повороте событий эта ночь вряд ли окончится хорошо.

Войдя в кухню, Гир опять закричал. Он явно наслаждался звуками собственного голоса:

— Эрл! Ты слышишь? Меня не проведешь!

В комнате Лауры-Мэй Эрл пытался одновременно сделать три дела. Во-первых, поцеловать женщину, с которой только что занимался любовью. Во-вторых, натянуть штаны, еще мокрые после дождя. И в-третьих — придумать благовидный предлог для объяснения своего пребывания здесь, если Гир ворвется в комнату.

Но справиться с тремя задачами ему не удалось. Его язык все еще касался нежного рта Лауры-Мэй, когда дверь распахнулась.

— Я нашел тебя!

Эрл прервал поцелуй и повернулся навстречу гневному голосу. Гир стоял в дверном проеме, его мокрые волосы облегали голову серой шапкой, лицо пылало яростью. Свет, который отбрасывал затянутый шелком абажур возле кровати, делал его фигуру массивной. В глазах Джона пылал маниакальный огонь пророка Эрл уже слышал от Вирджинии о вспышках его божественной ярости, о сломанной мебели и переломанных костях.

— Значит, твоей низости нет пределов? — грозно вопросил проповедник.

Слова срывались с его узких губ с деланным спокойствием. Эрл натянул штаны и наклонился, чтобы застегнуть молнию.

— Это не ваше дело… — начал было он, но ярость Гира заморозила готовые сорваться с языка слова.

Запугать Лауру-Мэй было не так легко.

— Выметайтесь отсюда! — сказала она, натягивая простыню, чтобы прикрыть свои пышные груди.

Эрл оглянулся на нее, на гладкое плечо, что он недавно целовал. Он хотел вновь поцеловать ее, но человек в черном четырьмя быстрыми шагами пересек комнату и схватил его за руку и за волосы. Это движение в загроможденной вещами комнате Лауры-Мэй произвело эффект землетрясения. Экспонаты драгоценной коллекции соскользнули с полок и гардероба, один предмет упал на другой, тот — на соседний, и все сборище банальностей оказалось на полу. Но Лаура-Мэй не обращала внимания на разрушения. Единственное, что сейчас для нее было важно, — это человек, который так сладко разделил с ней ложе. Она видела тревогу в глазах Эрла, когда проповедник напал на него, и разделила эту тревогу.

— Оставь его! — закричала она и, отбросив скромность, спрыгнула с постели. — Он не сделал ничего плохого!

Проповедник остановился, чтобы ответить, а Эрл безуспешно пытался освободиться.

— Понимаешь ли ты, что такое плохо, шлюха? — плюнул в нее Гир. — Ты погрязла в грехе. В своей наготе, в своей вонючей постели!

Если кровать и воняла, то лишь мылом и недавней любовью. Лауре-Мэй не за что извиняться, и она не позволит унылому лицемеру оскорблять себя.

— Я вызову полицию! — предупредила она. — Если ты не оставишь его в покое, я позову их.

Гир даже не потрудился ответить на ее угрозу. Он просто вытащил Эрла из комнаты в кухню. Лаура-Мэй кричала:

— Держись, Эрл! Я вызову помощь!

Ее любовник не отвечал. Он защищался от Гира, с корнем вырывавшего его волосы.

Порой, в долгие одинокие дни, Лаура-Мэй воображала себе темного человека, похожего на этого проповедника. Она представляла себе, как он является вместе с торнадо, из облака пыли. Она воображала, как он уводил ее с собой — лишь отчасти против ее воли. Однако человек, что разделил с ней сегодня постель, ничем не походил на любовника ее мечты. Эрл был глуповатым и добрым. Если он умрет от рук человека вроде Гира, чей образ она вызывала в тоскливом отчаянии, она никогда не простит себе этого.

Она услышала, как отец в дальней комнате спросил:

— Что происходит?

Что-то упало и разбилось, вероятно, тарелка из буфета или стакан, который он держал в руке. Лаура-Мэй молилась, чтобы папа не вмешался и не попробовал ударить проповедника. Если он это сделает, Гир развеет его по ветру.

Она вернулась к постели, чтобы отыскать свою одежду среди простыней, и раздражение ее усиливалось с каждой секундой бесплодных поисков. Она разбросала подушки. Одна подушка упала на крышку гардероба, и еще несколько драгоценных экспонатов слетело на пол Когда она натягивала нижнее белье, в дверях появился отец. Его и без того красное от выпивки лицо стало пурпурным, когда он увидел раздетую дочь.

— Чем ты занималась, Лаура-Мэй?

— Не обращай внимания, па, нет времени объяснять.

— Но отсюда вышли люди…

— Я знаю. Я знаю. Я хочу, чтобы ты позвонил шерифу в Пэнхендл, понимаешь?

— Так что происходит?

— Не важно. Просто позвони Алвину. Побыстрее, или у нас на руках будет еще один труп.

Мысль об убийстве слегка оживила Милтона Кэйда. Он исчез, оставив дочь одеваться. Лаура-Мэй знала, что в такую ночь шериф Алвин Бейкер и его помощник вряд ли доберутся сюда быстро. Один бог знает, что этот бешеный священник успеет натворить.

Из дверного проема Сэди наблюдала, как женщина одевается. На критический взгляд Сэди, Лаура-Мэй была простовата, а бледная кожа делала ее почти бесплотной, невзирая на полную фигуру. Но вообще-то, подумала Сэди, не ей осуждать человека за недостаток материальности. На себя поглядела бы. И впервые за тридцать лет Сэди пожалела об отсутствии тела. Хотя бы потому, что без тела она не могла сыграть никакой роли в стремительно развивавшейся драме.