Даниэль Клугер - Летающая В Темных Покоях, Приходящая В Ночи

— Глава восемьдесят восьмая, — сказал вдруг учитель. — Мукцэ. Что такое мукцэ, Нафтуле-Берл?

Нафтуле-Берл пробарабанил ответ, по обыкновению возведя очи горе и чуть подвывая:

— Мукцэ — предметы, которых не должно касаться в субботу; прикасаясь же к ним, еврей нарушает святость царицы субботы. — Он шмыгнул длинным носом, скосил глаза на учителя. — Например, те предметы, которыми в будние дни работают. Прикосновение к ним в субботу равно выполнению работы и значит запрещено…

— Хаим-Лейб, — неожиданно сказал рабби Леви-Исроэл, — зачитай нам, пожалуйста, что еще относится к мукцэ? Что пишет об этом рабби Ганцфрид?

Хаим-Лейб быстро выхватил из-под рук Нафтуле-Берла толстенную книгу и начал лихорадочно искать нужную страницу.

— Это, значит, так… — забормотал он. — В-вот… «Т-то, что по-появилось н-на свет в су-убботу, — именуемое „н-нолад“»… — Взгляд его потерянно блуждал по странице в поисках такого текста, который умиротворил бы рабби Леви-Исроэла и заставил бы учителя на несколько минут забыть об ученике.

Вдруг он почувствовал, как во рту его, и без того сильно пересохшем, появилась сухость деревянная. Хаим-Лейб шумно вздохнул, взял книгу обеими руками и впился глазами в поразившую его строку.

— Д-дальше тут вот сказано… — пролепетал Хаим-Лейб. — Вот тут, внизу. Посмотрите, рабби Леви-Исроэл…

Весьма удивленный неожиданным поведением Хаима-Лейба, раввин приблизился, нацепил на нос очки и прочел текст, отчеркнутый ногтем Хаима-Лейба:

— «Запрещено в субботу гладить и ласкать животных…» Ага, хм-м, ну да… «И даже если они находятся в доме, следует остерегаться не только переносить их с места на место, но даже касаться рукою…» — Он вопросительно посмотрел на Хаима-Лейба.

— Это правда? — спросил тот.

— Разумеется, правда. А что тебя так удивляет, Хаим-Лейб?

— Но эт-то же… п-погладить кота… это же пустяк! — воскликнул парень. — Это же мелочь!..

— Нет и не может быть мелочей в соблюдении заповедей! — Раввин повысил голос. Далее он пустился в долгие рассуждения, но Хаим-Лейб не слушал его. Он стоял, будто громом пораженный. В мельчайших деталях предстал вдруг перед его глазами вечер, когда впервые появился в их комнате дьявольский кот.

И вспомнил сейчас Хаим-Лейб, что был то вечер субботний. Дверь скрипела, скрипела, а после распахнулась, и в комнату вошел большой темно-серый кот. Цви-Гирш подозвал его, кот замурлыкал. Цви погладил его, за ушами почесал…

Раввин уже перешел к другому вопросу, лишь изредка поблескивая стеклами очков в сторону сидевшего с полуоткрытым ртом странного ученика. Хаим-Лейб чувствовал, как от страха у него мурашки начинают бегать по коже. Вспомнилась ему первоначальная чрезмерная худоба приблудившегося кота, исчезнувшая в считанные дни после водворения в их комнате, огонь в его глазах, который можно было назвать поистине дьявольским, странно искривленная, скошенная чуть влево морда — от этого складывалось впечатление какой-то пьяной ухмылки.

И еще вспомнил он, что именно с той субботы здоровье Цви-Гирша стало стремительно ухудшаться и что по мере того, как толстел кот, худел бохер.

Меж тем ученики перешли к разбору одного из разделов талмудического трактата «Бава Кама», рассматривающего вопросы возмещения причиненного ущерба. И вот как раз в тот момент, когда рабби обсуждал с Нафтуле-Берлом случай сознательно разорванной одежды, Хаим-Лейб, у которого зачесалось в носу от книжной пыли, полез в карман за платком. Вынув же руку, он с недоумением уставился на пригоршню слежавшихся бумажных клочьев. Поначалу Хаим-Лейб не мог сообразить, откуда взялись они в его кармане, но вспомнил все того же проклятого кота, в клочки изорвавшего страницу упавшей с полки книги в ночь накануне похорон Цви-Гирша.

— Было! — вскрикнул он. — Н-не сон!.. — Тут он увидел, что все уставились на него, густо покраснел и снова сунул руку в карман.

Рабби Леви-Исроэл с силой ударил по крышке стола, так что Хаиму-Лейбу показалось, будто ножки стола от этого удара подогнулись. Раввин поднялся, тяжело ступая подошел к юноше.

— Хаим, — ласково спросил он, — мальчик мой, что настолько удивило тебя? Может быть, ангел раскрыл тебе истинный смысл Торы? Или же озарение снизошло на тебя с небес?

Хаим едва не полез от страха под стол. Раввин нависал над ним скалой.

— Отвечай, паршивец!.. — гремел он разгневанно. — Отвечай!..

Хаим молчал и только часто облизывал пересохшие губы.

— Ну-ка, протяни руки, — обычным голосом произнес раввин. Хаим послушно протянул руки, и рабби Леви-Исроэл с силой хлестнул его указкой. Хаим-Лейб вскрикнул. Раввин сказал:

— Вот это восклицание я понимаю. Оно означает: «Простите меня, учитель, я больше не буду».

После окончания занятий учитель велел Хаиму остаться.

Хаим тихо сидел в углу, изредка бросая косые взгляды на рабби Леви-Исроэла, погруженного в чтение толстого фолианта.

Вдруг он привстал. Раввин тотчас поднял голову и внимательно взглянул на него:

— В чем дело?

— К-книга… — Хаим ткнул пальцем в лежавший перед учителем фолиант. — Чт-то это за книга, рабби?

— «Сэйфер а-содот», — ответил в некотором недоумении раввин. — «Книга тайн» рабби Давида а-Коэна ми-Праг.

Хаим-Лейб чувствовал, что его бьет нервная лихорадка. Поднявшись со своего места, он подошел к раввину и умоляюще протянул руки.

— П-пожалуйста, — заикаясь произнес он, — п-пожалуйста, рабби… Позвольте мне п-посмотреть…

Взглянув в лицо Хаиму-Лейбу, рабби Леви-Исроэл кивнул и указал на место рядом с собой. Бохер не заставил просить дважды, сел на табурет и буквально впился глазами в «Сэйфер а-содот».

Фолиант оказался раскрыт на разделе «Парцуфим шель клипот» — «Лики оболочек». Раздел содержал пугающие сведения о силах нечистоты — «оболочках», — окружающих человека, невидимых, но тем не менее обладающих властью над человеческими душами — в тех случаях, когда обладатели этих душ нарушали заповеди. О тех ликах и масках, которые надевают они, чтобы человек не мог разглядеть их истинной, дьявольской природы.

Рабби Давид а-Коэн ми-Праг знал о многом и рассказывал в своей книге о тяжбах людей и демонов, о том, как и каких ангелов разрушения рождают человеческие проступки и преступления. О сновидениях, смущающих и терзающих душу.

Медленно листая пожелтевшие от старости плотные листы, Хаим-Лейб читал, то и дело останавливаясь на темных и запутанных местах — а таких встречалось немало. О присутствии учителя он словно забыл. Сам же раввин лишь внимательно следил за тем, какие именно места «Сэйфер а-содот» привлекают внимание ученика, пытаясь из этого выборочного чтения уяснить причину странностей поведения Хаим-Лейба.