Даниэль Клугер - Летающая В Темных Покоях, Приходящая В Ночи

Ровный свет, отбрасываемый горящей свечей, стал чуть тускнеть, когда он добрался до раздела «Пути зла». Тут были собраны рассказы об искушениях, которым подвергались и подвергаются люди. Многие из этих историй Хаим-Лейб читал сам и слышал на занятиях в бес-мидраше. В частности, рассказ об Элише бен-Абуе по прозвищу «Ахер» — «Другой», великом мудреце, отшатнувшемся от соблюдения законов Торы, ставшем предателем, слугой римлян и гонителем собственного народа.

Один абзац остановил внимание Хаима-Лейба:

«Элиша бен-Абуя увидел, как свиньи бродили по опустевшему после нашествия идолопоклонников городу. И вот, одна свинья тащит язык Хуцпии, толкователя Закона. И Элиша сказал: „Язык, с которого стекали жемчужины, треплет свинья…“»

Впервые Хаим-Лейб оторвался от книги и обратился к раввину. Губы его дрожали.

— Я видел это… — хрипло выдавил он. — Я это видел… Собственными глазами… Хотя то и не было городом…

Прямо перед его глазами встала картина из недавнего сна: бурая свинья, роющая рылом землю и остервенело треплющая полуразложившуюся человеческую плоть.

Хаим-Лейб сунул руку в карман и вытащил бумажные клочки. Высыпал их на стол.

— Р-рабби, — сказал он, — посмотрите: к-какая это страница? Нужно найти ее. Мне кажется, что она содержит тайну гибели Цви-Гирша.

Он сложил клочки так, чтобы получить страницу. Написанное было непонятно, но несколько слов ему удалось прочесть.

— Какая это страница? — Хаим-Лейб вопросительно посмотрел на раввина. — Она вырвана из такой же книги, но я не могу понять, что здесь написано.

Раввин склонился над столом, пододвинул ближе свечу.

— По-моему, это отсюда.

Выдранная дьявольским котом страница шла сразу же за разделом, который заканчивался рассказом об Ахере. Хаим прочитал вполголоса:

— «…И первая буква его имени „самех“, означающая также число шестьдесят. Это число указывает на связь между обычным сном и смертным: ровно в шестьдесят раз смертный сон сильнее обычного…» О ком это? — спросил он, отрываясь от книги. — Чье имя начинается буквой «самех»?

Рабби Леви-Исроэл ответил:

— Здесь идет речь о демоне, которого называют Осквернителем снов. Имя его Сартия. Это порождение зла увязывает сон обычный и сон смертный.

Хаим-Лейб невидящими глазами уставился на догоравшую свечу. Сон и смерть — вот что происходило с несчастным Цви-Гиршем. Сон и смерть, сон обычный и смертный.

И нечто, рожденное потусторонним мраком и соединяющее эти два понятия.

Слова раввина шелестели в сгущавшемся сумраке, словно падающие листья:

— Сартия — Осквернитель снов — является в образе обыкновенной кошки. Или собаки. Следит за человеком и только ждет своего времени… Вторгается в сон человека, оскверняет его сны… — Голос его становился все тише и слабее. — Оскверняет тем, что похищает, а взамен дает чужие… Чужие, которых человек видеть не может и не должен, ибо нет ничего страшнее чужого сна. Сон — то же, что и смерть, только ровно в шестьдесят раз слабее ее. Шестьдесят раз вторгается Сартия в сон человеческий, и после этого, заменив его сны шестьюдесятью чужими, убивает его…

Рабби Леви-Исроэл уронил голову на раскрытую книгу. Глаза его наполовину закрылись и затянулись мутной пленкой, из открытого рта на седую бороду тянулась струйка слюны.

— Рабби!.. — воскликнул Хаим-Лейб. — Рабби, очнитесь!.. Я должен знать, что делать!..

Нет ничего, более личного для человека, нежели его сны, нежели те картины, которые предстают перед его душой в ночной тишине. Нет ничего более страшного, чем навеки утраченный сон.

Раввин чуть шевельнулся. До напряженного слуха парня донесся почти неслышный шепот:

— Пройди до конца чужой кошмар…

После этого глаза учителя полностью закрылись.

— Осквернитель снов… — прошептал Хаим-Лейб. — Сартия…

Едва он произнес это имя, как сильнейший удар обрушился на дверь бес-мидраша, а окна озарились на миг холодным мертвенным светом, словно на улице сверкнула молния.

Хаим-Лейб поднялся — медленно, очень медленно. Его тело мгновенно налилось свинцовой тяжестью, так что даже если бы он захотел сейчас убежать, то не смог бы.

Дверь распахнулась. Сильный порыв холодного ветра ворвался в помещение. Свеча погасла. Воцарилась полная темнота.

В дверях стоял тот, чье имя он прочитал на разорванной странице.

Словно бесформенный столб черного дыма, словно струящийся темный туман, словно клок тьмы колыхался на крыльце перед дверью. В глубине этой тьмы раскаленными углями мерцали красные глаза, сейчас нисколько не походившие на кошачьи, зато полностью соответствующие слову «дьявольские».

От Сартии тянуло холодом могилы и чужими страхами. Из него истекала тьма.

Хаим-Лейб попятился. Туманное кольцо следовало за ним, обвиваясь вокруг стола со спящим в выморочном сне раввином.

— Я не боюсь тебя!.. — воскликнул Хаим-Лейб, тщетно пытаясь высвободиться из цепких объятий ледяной тьмы. — Ты всего лишь вор, крадущийся под покровом ночи! — Напрягая все силы, он прокричал — прямо в горящие багровым огнем глаза: — Благословен Господь, Царь Израиля, дарующий жизнь!

Ледяные объятия ослабли. Облако тьмы дернулось, словно под порывом освежающего ветра.

— Ты — клипа, пустая оболочка, — спокойно сказа Хаим-Лейб в горящие перед его лицом дьявольские глаза.

Облако тьмы вновь заколебалось. Хаим-Лейб, глубоко вздохнув и зажмурив глаза, шагнул вперед — в самое сердце черного тумана. Ледяные пальцы сжали его сердце, ледяной обруч стянул голову.

В то же время он почувствовал, что куда-то летит — или падает.

Хаим-Лейб не знал, долго ли продолжался полет-падение, но он кончился. Ноги парня уперлись в твердую поверхность.

Хаим-Лейб огляделся. Он стоял на базарной площади Явориц — как в первом из страшных снов. И точно так же услышал он низкий гул, доносившийся из боковой улицы. Но теперь слух его ясно различил: то был звук сотен или даже тысяч шагов. Шаркающий звук приближался, усиливался. Хаим-Лейб пошел навстречу этому звуку. И вновь ударивший из переулка ветер прямо в лице ему швырнул охапку опавших листьев. Но теперь юноша упрямо шел, преодолевая сопротивление ветра, навстречу встававшему впереди багровому зареву.

На этот раз ему навстречу вышла бесконечная толпа людей. Их лица казались смутно знакомыми, но серыми, лишенными красок жизни, с едва угадываемыми, словно стертыми чертами, а глаза — потухшими и слепыми. Смертный холод исходил от них, ледяными волнами захлестывая продолжавшего двигаться Хаима-Лейба.

Он прошел сквозь эту толпу, словно сквозь облако, и тогда все окружающее исчезло, и юноша зашагал прямо в свернувшийся воронкою багровый горизонт.

Он увидел луг из своего последнего и самого страшного сна. Так же, как тогда, на лугу выделялись более светлые полосы, и так же, как тогда, в земле рылись бурые свиньи. Но теперь Хаим-Лейб знал, чт о эти грязные животные выкапывают из земли. Знал — и не отворачивался.