Нана Блик - Наоми

– Папа, – это всё, что я из себя выдавил.

Он покачал головой, будто прерывая меня или отрицая эти слова, а затем он просто поднялся и положил на скамейку еловую веточку, так надёжно скрываемую у него за спиной, и просто пошёл по аллее навстречу белому свету. Вскоре он просто исчез, а свет начал касаться моих скрюченных ног и, как только он достиг моего сердца, которое ещё недавно билось в конвульсиях, он растворился, погружая меня в темноту. Сердце замедлилось, а вскоре и вовсе остановилось, оканчивая свою работу. Я умер. Мне казалось, что на моём лице отразилось неведенье и испуг, а когда я взглянул на себя со стороны, то обнаружил отчаянье. Запрокинутая назад голова и лужи кровавой пенной жидкости – вот всё, что я там увидел. Никакой радостью и безграничным счастьем там и не пахло, отчаяние и уныние витало повсюду. Вот так некрасиво я бросил эту ненужную мне жизнь, вот так обо мне и будут говорить те, кто утром найдёт меня на скамейке. Моя бедная мама будет рыдать, но наконец-то это будут искренние слёзы свободы и облегчения. Я оставил её, оставил в покое, первый раз в своей жизни сделал поступок, достойный любящего настоящего сына – я перестал мучить свою мать, которую, если честно, любил больше своей жизни, любил всегда, жаль, что едкая жидкость не давала мне этого вспомнить.

Когда души Мэтью и Наоми наконец-то стали друг от друга свободны, они разлетелись по сторонам, совсем не желая заглядывать в глаза того, кто так же, в принципе, как и он сам, был хорошим в кавычках ребёнком, боясь в первую очередь увидеть в их отражении собственное проявление я. Но тут, в принципе, и смотреть-то не особо и нужно было. Теперь каждый из них знал, где именно то место, на котором он изначально споткнулся, но не у каждого, к сожалению, было время и шанс попытаться всё изменить, поэтому-то Наоми и летела быстрее ветра назад в красную комнату, желая закончить все испытания, подсознательно зная, конечно, что первая часть пути бессмысленно ею испорчена, но надежда всё же была, она, как маленький уголёк в костре бытия, всё ещё тлела. Наверное, в нашей семье просто не привыкли сдаваться даже тогда, когда кажется, что выхода нет, мы всегда находили скрытую дверь, не желая мириться с действительностью.

Широко раскрывая рот, я стояла посреди комнаты, пытаясь захватить как можно больше воздуха. Необычная отдышка охватила моё новое тело, слегка выбивая меня из привычной для меня колеи. Надёжные руки Лорда подхватили меня за подмышки, унося подальше от стоящих неоткрытых дверей. Хорошо хоть мне хватило ума не вмешаться в течение предыдущей истории, отпуская всё на самотёк, хотя это и было ужасно трудно, а местами почти невозможно.

– Успокойся, Наоми, просто монстр, взросшенный тобой, из тебя же рвётся наружу.

– Я же прошла испытание, – задыхаясь при очередной попытке втянуть в себя воздух, я произносила слова чересчур медленно с большим интервалом между слогами, создавая иллюзорную картинку забывчивости собственной речи.

– Да, ты прошла это, но с треском провалила многие из предыдущих, – Лорд покачал головой, – Наоми, ничто не проходит бесследно.

– Я уже поняла это! – и ещё раз вздохнув, добавила, – мне даже страшно подумать, что ещё мне может свалиться на голову в качестве наказания за мои грехи прошлых или нынешних дней.

– Что бы сейчас ни случилось, ты не умрёшь, – Лорд, взяв моё липкое чешуйчатое лицо в свои холодные мокрые руки, резко ударил своим лбом о мой лоб, – хотя смерть для нас была бы немалой наградой!

– Знаешь, я ещё не сдаюсь! – Высвободившись из его крепких странных объятий, я уверенным шагом направилась к десятой двери, – вот, когда я пройду все эти истории, тогда и будешь подытоживать мои достижения, выписывая награды или лишения, но, а пока я прошу заранее не оглашать для меня результаты.

– Рад слышать от тебя именно это! – Лорд прошёл вперёд меня, почтенно указывая на десятую дверь.

– Ну, надо же и тут постарались и сделали ручку особенной со свойственным только этой двери уникальным орнаментом. – Я, еле касаясь грязно-золотого металла, водила пальцами по фигурке собаки, пытаясь прокрутить в голове все возможные для меня сценарии новой пьесы, но, как всегда, угадать всё равно не смогла бы, да это вряд ли вообще было возможно, поскольку историй человеческих жизней, так или иначе связанных с этой фигуркой, было несметное множество. Хотя у моей кинокартины обязательно будет трагичный конец, или в этот раз мне всё же удастся всё изменить. Не прощаясь с Лордом, я открыла дверь и просто прыгнула в неизвестность, прося, не знаю только вот у кого, быть ко мне не слишком суровыми.

Серая тоннельная пелена быстро сменилась яркими многоцветными вспышками в темноте. Неожиданно для себя я увидела знакомый городок, двухполосную дорогу и папину машину. Чёткие картинки, плавающие в сознании, в одночасье нелепо расплылись в полутьме, превращаясь в абстрактные по форме фигурки, уступающие место непроглядной многоснежной метели. Затем все изображения поисчезали вовсе, оставляя меня наедине с пустотой. Я могу заблуждаться, но мне показалось, что я просто спала. Слишком несвязны были образы в череде явлений возникающей ленты сознания. Но сам факт того, что я просто спала, сильно притупил моё эмоциональное восприятие, снимая нагрузку.

Сон смог прерваться только тогда, когда тишину утра резко разбавило внезапно раздавшееся заливистое щенячье гавканье. Я резко откидываю с себя одеяло и, еле продрав свои очи, мчусь вниз, желая увидеть источник приятного шума своими глазами. Вбежав сумбурно на кухню, я натыкаюсь на пушистого щенка хаски, чей серо-белый окрас роскошно переливается под лучами яркого и поблёскивающего от морозного воздуха только что поднявшегося над землёй солнца. Некое подобие маски и небесного цвета голубые глаза делают мордочку щенка слишком милой и привлекательной, и моё детское сердце таит, не выдержав наплыва эмоций. Я падаю на колени, прижимаясь ногами к прохладному полу, но мне всё равно: в середине зимы вблизи полярного круга эта особенность не сильно-то будоражит сознание ребёнка, пребывающего, мягко сказать, в эйфории. Я прижимаю щеночка к себе, целуя его слегка раскосую мордочку, и, кажется, детскому счастью не будет конца.

– Эмбер, прошу тебя, не сиди на полу, – позади меня раздаётся строгий, но радостный мамин голос.

– Хорошо, мамочка, – я поднимаюсь с пола, утягивая за собою щенка.

– С днём рождения, солнышко! – папа сзади хватает меня в охапку, отрывая от пола.