Лин Оливер - Пришелец-суперзвезда

– Стоп! – крикнул Дуэйн. – Бадди, что ты делаешь, скажи на милость?

– Читаю сценарий, – ответил я. – Что от меня и требуется.

– Ты читаешь сценические ремарки, Бадди. Это та часть сценария, в которой содержится информация для актёров: что делать и куда идти. Ты должен читать только свои строки, которые напечатаны прямо под именем твоего персонажа.

Тайлер, сидевший за соседним столом, громко рассмеялся.

– Думаешь, этот детсадовский малыш тебя понимает?

Он встал со стула и швырнул свой сценарий на стол.

– Дайте мне знать, когда будете готовы к моим сценам. Я буду в гримёрной, почитаю письма от фанатов. Ну же, Пейдж! Ты не поверишь, когда узнаешь, сколько писем я получаю…

Мы репетировали сцену в столовой с Улиссом, который выглядел очень забавно в роли учителя рисования и говорил так, будто он – великий художник эпохи Возрождения Леонардо да Винчи.

– Это – Мона Лиза, – произнёс он с резким итальянским акцентом. – Она сводит меня с ума. И я говорю ей: «Мона, белиссима, почему у тебя такая загадочная улыбка?» Она мне никогда не отвечает, но я знаю, что она думает: «Моя задача – знать это, а твоя – выяснить».

Мы с Кэссиди не удержались и расхохотались, что очень разозлило Дуэйна.

– Выплесните все ваши хихи-хаха сейчас, – заявил он, – потому что неумение сдерживаться станет большой проблемой, когда мы начнём сниматься перед живой аудиторией!

Теперь, когда я знал, что такое живая публика, меня вдруг накрыла волна ужаса. Репетировать было весело, но всего через пару часов я должен буду предстать перед толпой настоящих людей.

– Сколько человек придёт? – поинтересовался я у Дуэйна.

– Видишь эти трибуны напротив съёмочной площадки? Они вмещают триста человек, и все места будут заняты.

Моё сердце заколотилось быстрее, а третье лёгкое подключилось к работе, как это случается, когда мне по-настоящему страшно. Я чувствовал, как под кожей Зейна Трейси вздымается моя настоящая грудь.

– Ты нервничаешь? – шёпотом спросил я у Кэссиди.

– Конечно, все нервничают, – прошептала она в ответ. – Этот выброс адреналина перед шоу пойдёт тебе на пользу и позволит лучше сыграть. Вот если бы ты не нервничал – это был бы повод задуматься.

В её словах я не уловил никакой логики, но Кэссиди участвовала в сотне шоу, поэтому я предположил, что она знает, о чём говорит.

Мы сыграли ещё несколько раз, пока Дуэйн не остался доволен.

– Бадди, потрать несколько минут и пробегись по своему тексту с Кейт, главной по сценарию, – сказал он. – Затем отправляйся ужинать. Проглоти что-нибудь лёгкое и надень костюм для репетиции.

– Мой костюм? – От неожиданности я едва не поперхнулся.

– Да, твой костюм со вчерашнего дня, – объяснил Дуэйн. – Ту штуку с шестью глазами и гигантским хоботом на спине. Это было убийственно. Ты же принёс его с собой, не так ли?

– Шутите? – спросил я дрожащим от волнения голосом. – Он всегда у меня под рукой.

Дуэйн ушёл, чтобы обсудить съёмки с оператором, и на сцене не осталось никого, кроме Кэссиди и меня.

– Не волнуйся, Бадди, – сказала она, – всем понравится твой классный костюм. Ты в нём неотразим.

– Ты так добра ко мне, Кэссиди. Ты тоже очень красивая! Мне нравится цвет твоей кожи.

Моё замечание её очень удивило.

– Бадди, в обществе не принято обсуждать цвет кожи других людей.

– Но я сказал это с самыми добрыми намерениями, – ответил я.

– Во мне смешались две расы, – объяснила Кэссиди. – Мой папа темнокожий, а мама – белая.

– О, как интересно! У тебя есть и папа, и мама, – заметил я. – Это так мило! И вы живёте все вместе в одной капсуле?

– Ну, вообще-то мои родители разошлись.

– О нет! – воскликнул я. – Какими местами они соприкасались? Бёдрами? Они перенесли операцию? Расхождение – это наверняка так больно!

Сначала Кэссиди выглядела растерянной, а потом рассмеялась.

– Бадди, у тебя такие избитые шутки. Думаю, нам с тобой будет весело, – сказала она. – До скорого, друг-пришелец!

Глядя ей вслед, я убедился, что Дуэйна поблизости нет, и схватился за амулет на шее. Я чувствовал себя физически измотанным и разбитым, а нервное напряжение утомило меня ещё сильнее.

– Пожалуйста, приди ко мне! – прошептал я амулету.

Знаю, что разговаривать с ювелирным украшением глупо, – просто рассказываю, как всё было.

– С кем ты разговариваешь, идиотоид? – Конечно же, это был Тайлер, возвращавшийся после чтения писем поклонников.

– Я просто повторяю свой текст, – запинаясь, произнёс я.

– Смысл так утруждаться? Тебе никогда не достичь моего уровня. Как ты получил эту работу? Твой отец – владелец студии?

– Мой отец здесь даже не живёт.

– Что стряслось? Он увидел твоё лицо и сбежал, так что пятки сверкали?

Я не мог понять, почему Тайлер на меня злится.

– Послушай, Чизбургер или как там тебя зовут, – продолжал он, – вот сыграешь сегодня вечером – и скатертью дорожка. Это моё шоу, так что не мешай. И постарайся сделать так, чтобы зрители не слишком громко тебя освистали.

Когда Тайлер ушёл, я запустил слово «освистать» в своём земном словаре. Результаты поиска мне не понравились. Это слово означало проявить презрение, издеваться, критиковать, унижать. Внезапно мне захотелось убежать как можно дальше, захлопнуть дверь студии, вернуться в свой космический корабль и взлететь навстречу другим, незнакомым ролям.

Где угодно будет лучше, чем здесь.

Буду с вами честен – мысль о выступлении перед живой аудиторией меня пугала. Я говорил себе, что получил шанс всей жизни сняться в фильмах и телевизионных шоу, которые полюбил со времён появления из капсулы. Я думал о том, что всегда говорила мне бабуля Морщинка:

– Внучок, живи мечтами, а не страхами.

Бабуля Морщинка столь многим пожертвовала ради меня, ради того, чтобы я отправился на Землю. Возможно, она даже отдала свою жизнь за то, чтобы я осуществил мечту. Я не мог позволить страху украсть у меня эту возможность. Я так не поступлю.

Я застал остальных актеров и съёмочную группу за ужином, выстроившихся в очередь перед длинными столами в палатке за студией. Мэри работала за столом и раздавала стейки, лазанью и салаты.

– Эй, дорогой, – сказала она, когда я взял тарелку и подошёл к столу, – чем угостить тебя на ужин?

– Дуэйн велел мне съесть что-нибудь лёгкое.

– Лёгкое? Как насчет тарелки перьев?

– Нет, спасибо, – ответил я. – От них будет щекотать горло.

Мэри громко рассмеялась.

Она собрала для меня тарелку, которую явно нельзя было назвать лёгкой. Мой ужин состоял из зелёного салата, порции лазаньи, которая, по её словам, снабдит меня энергией углеводов, и куска вонючего хлеба, который она назвала чесночным. Запах был невыносимым. Я слышал фырканье сенсорного усилителя даже сквозь кожу Зейна Трейси. Я надеялся, что Мэри его не услышит, но она услышала.