Роман Соловьев - Мажорка

Через неделю меня забрали в армию. Вялого я больше не встречал, парни говорили, что он переехал в Ростов и однажды получил в одном из кабаков нож под ребра…

После того случая я старался не влезать в криминальные истории, хотя и не всегда это получалось… Как, например, та история с Толиком Круглым пять лет назад… Жить в России и не влезть в криминал – пожалуй, довольно затруднительно…

Я ходил по каморке взад-вперед, не зная, чем заняться. Чуть размявшись, попробовал отжаться на полу – получилось даже больше, чем обычно, сорок пять раз. Скорее всего, за счет уменьшения веса тела. Сейчас я весил точно не больше шестидесяти килограмм. Да и небольшая грудь практически не мешала. Хорошо, что я одел джинсы и кроссовки, в юбке и туфлях я бы точно не смог нормально ходить.

После упражнений внизу живота что-то заломило. Я подумал, а что если у меня начнутся критические дни? Вот это мне сейчас вообще, блин, ни к чему…

Я поел колбасы с хлебом и выпил кефира. Удобно расположившись на диванчике, даже немного вздремнул, как сквозь сон услышал, как открывается дверь…

Я подскочил с диванчика, готовясь к любым неожиданностям. В комнату вошли Лысый и солидный краснощекий мужик в зеленом пальто. Я с интересом уставился на гостей.

– Вот она, – кивнул Лысый, – в целости и сохранности.

– Пойдем, Маша, – осторожно взял меня за руку мужик.

– Куда?

– К отцу поедем.

Он вывел меня на улицу, и посадив в новенькую черную «Ауди», повез в центр города.

– Кто это был? – поинтересовался я у мужика. – Что за странное похищение?

– Алексей Владимирович скоро сам тебе все расскажет…

Когда меня привели назад, в камеру, я на негнущихся ногах прошла к кровати и присела, опустив голову на руки.

– Десантник, на тебе лица нет, – пробормотал Чиж. – Опять мусора поганые прессовали?

Я печально вздохнула.

– Ты не кисни. Иди, лучше послушай хохму, как «баклан» влетел… Крюк, расскажи еще раз…

– Опять? – нахмурился краснощекий здоровяк в клетчатой рубашке.

– А хрен ли делать… телевизора у нас в камере нет. Вот ты и будешь вместо развлекательной программы… – улыбнулся Учитель.

Я не сразу заметила, что он тоже уже вернулся с допроса.

– Ну… в общем слушайте, братва. Моя бывшая коллега, Ленка Тишкова раньше работала со мной в одном цеху. Баба она видная: высокая, грудастая, на мордашку смазливая, но на передок слабоватая. Вскоре Ленусика приметил наш завцеха, Коля Тимофеев, и пристроил к себе секретуткой. Он и на рыбалку, и в баню – везде с собой Леночку таскал. Один раз кто-то из недоброжелателей нашептал его жене о тайных связях супруга, и та приперлась в субботу в нашу заводскую сауну для начальства, где Тимофеев с Леночкой устроили оргию. Коля успел закрыть любовницу в кабинке сауны, а сам в бассейн плюхнулся… Жена его, как грозная Валькирия, забежала, и орет: «Признавайся, урод, где ты свою потаскуху прячешь?» А Леночка закрылась на замок изнури сауны и сидит тихо, как мышка. Разъяренная жена завцеха подергала дверь сауны, прошлась по всем закоулкам и уехала. А напоследок втихаря накрутила термодатчик на щитке сауны почти на максимум. Скорее всего догадалась, где любовница мужа прячется… Как назло, замок в двери заклинило. Пока Коля слесарей вызвал, пока дверь взломали… вытащили из сауны бедную полуживую Леночку – еле-еле откачали…

– Твой завцеха и его жена – уроды конченные. Чуть бабу не погубили, – просипел Учитель. – Рассказывай, давай, вторую серию.

– Леночка после того случая с завода рассчиталась. Вообще из города уехала, я ее три года не видел. А неделю назад встретил Ленусю в магазине. Баба еще больше похорошела к тридцати пяти годам, округлилась, вся прямо цветет и пахнет. Разговорились, и я на чаек к ней напросился. А она мне важно так говорит: «Вадим, я сейчас дама замужняя, но ты приходи завтра к семи вечера… как-раз муж на дежурстве будет…

– Вот блядина… – покачал головой Чиж.

– Не перебивай! – цыкнул на него Учитель.

– В общем, – продолжил Крюк. – Она свой адрес продиктовала. Я на следующий день жене напел, что у меня халтурка срочная, по дороге взял две бутылки шампанского в магазине, и прямиком к Леночке. Выпили мы пузырь – и прямиком в спальню. Только разделись и она за щеку приняла – тут звонок в дверь. Лена подорвалась, заметалась по хате, за голову держится и причитает:

«Это Денис со службы вернулся!»

«С какой еще службы?» – насторожился я.

«Он у меня капитан. Опер. Вадим, уходи лучше через окно…»

Вот сука, думаю, подстава какая! Шмотки быстро одел и на балкон. А там четвертый этаж. Я же не человек-паук, чтобы вниз сигать… Перелез на балкон ниже. Нет, все равно, думаю, высоко. А еще ниже, на втором этаже – балкона почему-то уже не было. Я пригляделся и заметил что балконная дверь в квартиру приоткрыта. Ну, думаю, проскочу по шустрику через квартиру сквозняком и в подъезд… Забежал в хату – а там бабка в ночнушке на диванчике лежит и телек смотрит. Тут она меня увидела и заверещала как резанная: «Маньяк! Насилуют!»

Сокамерники заржали так громко, что из коридора в окошко заглянул охранник.

– А дальше что? – Чиж так сильно рассмеялся, что из глаз у него брызнули слезы.

Даже я улыбнулась от забавного рассказа этого странного мужика Вадима.

– А что дальше? Бабка орала так, что этот капитан, Леночкин муж, сверху прибежал. Меня скрутил и мусоров вызвал.

– Да… Крюк. Сидеть теперь тебе за мохнатый сейф по полной программе. Сколько молодухе-то лет? – поинтересовался Чиж.

– Семьдесят восемь.

Мужики опять заржали, как стадо жеребцов.

– Сейчас мой брат Бориска к той бабке ходит, просит, чтобы она заявление назад забрала, о попытке изнасилования. Но соседи говорят, бабуля настырная… Она еще в молодости не одного молодца таким Макаром упекла за решетку… Одна живет, ни мужа, ни детей, вот потому и с гнильцой старушка…

– Ладно, Крюк… потешил ты нас… – улыбнулся Учитель. – Это уроком тебе будет, чтобы по замужним бабам не шлялся. А если тот капитан выяснит, что ты к жинке его приходил – точно загремишь по гнилой статье на полную катушку.

– А как он узнает?

– Опера они, браток, насквозь человека видят. Не все, конечно… работа у них такая…

Мужики еще долго травили байки, а я, смирившись с тошнотворным запахом матраса, отвернулась к стене и попыталась уснуть. Но подремав с пол часика снова проснулась.

Ночью свет в камере не выключали. Под потолком, в пыльном плафоне тускло горела лампочка. Сокамерники уже мирно похрапывали. А мне не спалось. Почему-то накатила тоска. Мне стало очень горько, даже к горлу подкатил тяжелый комок, и я непроизвольно всхлипнула. Я понимала, что тошнотворный запах камеры и ее дикие обитатели-арестанты больше не пугали меня. Больше всего меня сейчас пугало будущее…