Роман Соловьев - Мажорка

– Михаил Иванович Ломакин. Тысяча девятьсот восемьдесят второго года рождения. – не глядя на меня, записывал в блокнот усатый. – Все верно?

– А я откуда знаю? Вообще-то я думала, что вы моложе.

Парни за столом тихо заржали.

– Я про вас сейчас говорю, – тут же нахмурился мужик.

– Вообще-то я первого года рождения. Две тысячи первого.

– Михаил Иванович, хватит ломать комедию. Вы сейчас подозреваетесь в умышленном убийстве. Это сто пятая статья. До двадцати лет лишения свободы. А вы тут клоуна из себя строите!

– Скажите, а можно не курить в кабинете? Я не переношу табачный дым. И вызовите этого рыжего ублюдка, который ударил меня автоматом по спине. Я хочу сейчас же написать на него заявление.

– А в ООН вы не хотите заявление написать?

– Я вообще не понимаю, почему меня привезли в отделение, и по какому праву у вас избивают задержанных.

– Хорошо. Я смотрю – вы весельчак. Пока хорошенько обдумайте все в камере. И кстати, я забыл представиться. Капитан Андрей Сергеевич Лихолетов. Убойный отдел. Не слышали про меня?

– Нет. Скажите, мне можно сейчас позвонить отцу?

– Сержант! – крикнул капитан, – куда определили его подельника?

Дверь приоткрылась и показалась голова рыжего:

– В девятую.

– Этого упыря посадите в шестую.

– Точно в шестую? – удивился полицейский, – к «Учителю»?

– Выполняй, – грозно рявкнул усатый, – и не трогай его больше, а то воняет очень сильно.

Сержант кивнул и опять повел меня вдоль по коридору.

– Наслаждайся последними часами жизни, урод, – тихо сказала я рыжему.

Но он в этот раз даже не обратил на меня внимание.

– Послушай, по закону мне обязаны предоставить адвоката, – я остановилась перед железной дверью с цифрой «6» и резко обернулась к сержанту-садюге.

– Будет тебе в камере и адвокат и прокурор… и кофе с какао… – рыжий открыл дверь и грубо втолкнул меня внутрь камеры…

Мне в нос тут же ударил ужасный кислый запах мочи и сырости. Ржавая раковина с краном и унитаз стояли в углу, за дверью. Посередине помещения находился небольшой деревянный стол, а по бокам стояли страшные железные кровати в два яруса.

– Проходи. Что стоишь, как истукан? – раздался глухой голос сидящего на кровати худощавого человека в спортивном костюме. – Или тебя мусора до беспамятства измордовали?

– Меня… Да. Измордовали. – я осторожно прошла вглубь камеры.

Ко мне медленно подошел лысый парень в майке, с синими от татуировок руками:

– Ты не бзди, братело. Падай пока наверх, – он кивнул на кровать с грязным вонючим матрасом. – За что приняли?

– Сто пятая.

– Чиж, – тихо сказал мужик в спортивном костюме, – видишь, пассажир серьезный, ты зачем его на шконку шныря определяешь?

Лысый задумался и показал на нижнюю кровать посередине.

Я присела и осмотрелась. Двое арестантов спали, отвернувшись к стене. Они даже никак не отреагировали на мое появление.

– В нашей камере смотрящий – Учитель, – лысый кивнул на человека в спортивном костюме.

Тот кашлянул, и внимательно посмотрел меня. Я поразилась, насколько он худой и изможденный. Но взгляд у мужика был спокойный и внимательный, даже немного располагающий.

– Ты, паря, первоход? – тихо спросил Учитель.

– Я на втором курсе учусь.

– Да мне по хрену, где ты учишься. На шконку в первый раз присел?

– Если честно, то получилось недоразумение. Нас подставили.

– Да ты не гоношись, сердобольный. Тут наседок нет. По жизни сам кто будешь?

– Да простой человек, – я смекнула, что не стоит говорить, кто я на самом деле, – работяга.

– Мужик значит…

– Ну да… – пожала я плечами и удивленно огляделась вокруг, подумав:

«А что, разве тут и бабы в камере имеются? Они же должны содержаться отдельно…»

– А звать тебя как, бедолага?

– Михасем зовут. Мишей.

– Как же ты, Михась, в такой блудняк ввязался? На сто пятую залетел?

– Меня друг попросил помочь долг выбить с одного человека. Мы приехали по адресу, а в квартире лежит труп с ножом в груди. А когда назад, из подъезда вышли – уже полицейские подъехали.

– Вас явно подставили. Это как пить дать. Кореш твой наверняка дорогу кому-то перешел. Сам-то ты, как я посмотрю, чист, как слеза младенца… но скорее всего – пойдешь за паровоза.

– Я с отцом свяжусь, он быстро вытащит меня отсюда.

– А кто твой батя?

– Влиятельный человек в городе. Бизнесмен.

– Вряд ли это поможет. Статья очень серьезная. Мусора сдоят твоего батю, а ты по любому присядешь. У них сейчас отмашка за серьезные статьи никого не отмазывать. Десятку тебе, дружок, точно корячится.

– Учитель, он мужик вроде битый и крепкий, – усмехнулся лысый, – а ведет себя как фраер малахольный.

Худощавый покосился на мою наколку на руке:

– Так ты из десантников?

– Я?! Да, было дело…

– Ладно, паря, отдыхай пока. И запомни. Если мусора начнут колоть – ничего не подписывай. Держись, первоход…

Я прилегла на кровать. От матраса и подушки несло запахом давно немытых тел и пОтом. Показалось, что по мне пробежали какие-то мелкие насекомые. Я тут же вздрогнула от брезгливости и отвращения. А еще мне стало очень страшно. До меня дошло, что я очутилась в камере с настоящими матерыми уголовниками. Да за что мне все это?! Как же я хочу снова оказаться в своем милом, уютном доме, на кровати с белоснежными, пахнущими горной лавандой простынями… Нужно как-то связаться с отцом и попытаться все ему объяснить. Но как он отреагирует на мой новый облик? Поверит ли? Это же просто мистика какая-то…

Я медленно привстала и обратилась к Учителю:

– Извините, возможно мой вопрос покажется вам бестактным… но как можно позвонить отсюда?

– Сиплый, – тихо сказал он.

Маленький рябой мужичок дернулся, и тут же подскочил с кровати, будто вовсе и не спал.

Он подошел ко мне и присев, прошептал:

– Мобилу сегодня во время обеда в камеру закинут. Можешь пообщаться.

И рябой тут же опять прилег на свое место.

– В картишки играешь? – тихо спросил меня лысый, которого звали Чиж.

Я вспомнила, что с блатными лучше не играть в карты и покачала головой.

– Скажите, – опять обратилась я к Учителю, – а когда здесь можно в душ сходить?

В камере все рассмеялись, а Учитель только слегка улыбнулся и покачал головой.

– Вон наш душ, – Чиж кивнул на ржавую раковину и дружелюбно похлопал меня по плечу, – шебутной ты пассажир, братве настроение малость приподнял…

Я отвернулась к стене и сама не заметила, как вскоре задремала.

Сквозь сон послышался скрип открывающейся двери, и противный хриплый голос:

– Господа сидельцы! Принимайте обед.

Чернявый сержант вошел в камеру и поставил на стол металлический бачок и несколько железных тарелок.