Николай Дитятин - Отступники [СИ]

— Да, — сказал я веско. — Извини.

— Первый простит, — прорычал Рем сварливо.

— Время, господа, — сказал я, торопливо пряча склянки. — Благородный Гелберт, прошу вас высказаться.

— Да, конечно, — Гелберт помрачнел, посмотрев в сторону кренящихся крон Живущего леса. — Дело это темное Престон. Действительно темное. Мистики-то у нас на многие тома, не хватает чернил… Мистика — это просто недостаток фактов. Или фактов перестановка. Или же одуревший от скуки свинопас с неплохими сочинительскими способностями. А к нам потом приходят жуткие запросы из поселений, где ходят землей немертвые, червецы, дети восстают против родителей, да при этом говорят на давно забытых языках. В общем для нас это выходные дни. Мы выясняем, что это пара десятков одичавших от лени крестьян, которые обносят по ночам огороды, да щупают поздних путников… Но бывает, что разведчик возвращается либо седой на одну сторону, либо не возвращается вообще, и тогда мы понимаем, что пора бы нам немножко поработать. Иногда мы, представь себе, преуспеваем, и тогда наш Бестиарий или галерея Ведьм пополняются трофеями… Но эта башня, Миркон, это легенда легенд, это даже не наша юрисдикция. Миркон находиться под личным наблюдением Четвертого из Двенадцати Акта Мудрейших. Мы при нем как почтовые голуби, косим глазом, слушаем, запоминаем, а потом приносим ему что-нибудь на лапе. А до него за ней наблюдал Третий, до него Втоой… и так далее. Эта башня переходит у них по наследству как слабоумие, и каждый номерной магг должен внимательно стеречь ее каменный монолит от вторжения внутрь и, соответственно, изнутри.

Вот тебе несколько канонов. Башню эту возвел как людской форпост, Дориан Виг, первый Автор Авторитета. Было это, сам посчитай, четыреста нерестов назад. Ну, Дориан на три нереста и три цикла замуровал там пятьдесят мощнейших маггов того времени, чтобы они, умирая от истощения и вечной тьмы, пропитали башню своей несокрушимой маггией. Документально все было добровольно: волшебники плакали от счастья, когда за ними начали возводить кладку. Хотя, возможно, летописец плохо разбирался в эмоциях или ратовал за золотой фарс легенды. Тем не менее, башня была поднята не из чего-нибудь, а из метеоритного камня, так что колдуны вполне могли падать духом, вполне могли возжелать дезертировать и изменить делу Авторитета. Ведь метеоритный камень совершенно глух к маггии.

Когда Дориан, слава ему и вечная память в золоте, пришел вскрывать башню, выяснилось пренеприятное. Во-первых не все магги выполнили свой долг, а во-вторых, те, кто все же выполнил, и уже заканчивал тлеть, пропитали башню таким злом, страхом, и отчаяньем вместе со своей маггией, что первые священники Зверя, войдя внутрь… Хотя нет, подожди, внутрь они даже зайти не успели. Когда великий меч Дориана пробил брешь в черном сочащемся мерзостью камне, оттуда вырвалась Смерть, та самая, истинно враждебная дыханью сила. Все кто был вокруг божественного Дориана немедленно «ушли даль» и башню он посетил в один щит и меч, свои собственные… Короче, там он нашел сорок девять скитающихся трупов и одного безобразно раздувшегося некроманта, который уже прикидывал, как бы это ему половчее захватить мир.

Известно, что этого отступника звали Вохрас. Известно, что был создан золотой список жертв Миркона, но после случившегося Вохрас был стерт с таблиц. Анналы тоже постарались поглотить его, замазав истинные масштабы того, что произошло тогда между Дорианом и Вохрасом… Так мне кажется.

— А что каноны? — спросил я.

— Ну… — Гелберт потянул уголки губ. — Взмах меча, гневы и вопли, проклятые слова, ненависть тяжестью в сотни глыб. Вохрас пал…

— Держу пари, что в вашей галерее Ведьм нет его задницы, — заметил Рем.

— Нет, — согласился Гелберт. — Хроника сообщает, что Дориан оставил поверженного Вохраса в башне, и повелел вторично заложить ее…

— Слушай, Престон, — снова встрял Рем. — Я заметил в рассказе Гелберта слово «мертвец», слово «смерть», «мерзость», «зло», «отчаянье». Есть кое-что о непробиваемом камне. Но, я видимо, прослушал ту часть, в которой речь шла о сокровищах.

— Гелберт, — я склонил голову в сторону Рема.

— Полные подвалы, — не скупясь, сообщил Гелберт. — Предполагалось, что сила изливающаяся из умирающих маггов, пропитает еще и некоторое количество утвари. Оружие, украшения, доспехи, книги… Животных.

— Ну, спасибо вам милостивые государи, — качнулся сухолюд. — Между прочим, какой нам будет прок от гнилой маггии Вохраса? Я вовсе не хочу, чтобы меня убила какая-нибудь злобная шапка или одичавшие портки. Нет, Престон, мне кажется, ты сам себя обгоняешь.

— Мне тоже, — ненавязчиво добавил Гелберт. — Это, конечно, гигантская романтика и богатейший риск, Престон, но красть у Хладнокровного не стоит. Я так думаю.

— Да, — Рем, подтянул к себе вещмешок. — Согласись беловласый, таких ресурсов у нас нет, как сказал бы Магистр.

— Есть, — сказал я спокойно. — Продолжай Гелберт.

Гелберт молча показал мне мизинец. Здесь это значило: «ты уверен, что пойдешь до конца? Тебя не остановить?»

Я показал ему правый указательный, с согнутой фалангой. Здесь: «пойду, даже если Хладнокровный бросит свой хвост мне под ноги».

По всем правилам, он должен был меня остановить. Да что уж там, он обязан был убить меня на месте. Но, я прекрасно это понимал, Гелберт ни капли не верил в то, что затея выгорит.

— Это так для тебя важно? — изумленно спросил Гелберт. — Какие-то внутренние схватки?

— Ты даже представить себе не можешь, — сказал я без улыбки. — Рем, спасибо еще раз, что решил пойти со мной, несмотря на зубы дела.

— Люблю крупные ставки, ничего не поделаешь, — пожал плечами Рем. Он присвистнул ноздрями. — Престон, я твой друг, я полезу за тобой даже в гнездо Хладнокровного, но змей подери, ты иногда становишься необъясним. Я теперь верю, что ты лезешь туда не за сокровищами… Впрочем, об этом мы не станем говорить, иначе я заблюю тут все. Мне после вчерашнего все еще нехорошо. Я лезу туда за сокровищами…

Гелберт смотрел на меня, я — в огонь.

— Как дела у… — я осекся. Потом взглянул на Рема, засмотрелся, как тот отгрызает коготь с большого пальца ноги, и выдавил: — …у купеческой гильдии?

— Что? — удивился Гелберт. — У купеческой гильдии?.. Ах, у этой купеческой гильдии. Она вошла в ложу Леты.

— Что?! — выдохнул я.

— Да, — коротко кивнул Гелберт. — Я не видел ее до этого два нереста. Потом она появилась на несколько дней, но узнал я не от нее. Она тогда прошла мимо, даже не обратив меня внимания. А теперь… Насколько я знаю у гильдии глубокое проникновение. Настолько секретное, что даже наши не все знают. Мне это ни к чему, — сказал он вдруг со злостью. — Я вполне неплохо чувствую себя корректором.