Михаил Харитонов - Золото твоих глаз, небо её кудрей

Буратина осмотрел труп. Конечно, это не кот был никакой. И тем более — никакая не лиса. Это был пожилой упырь с набухшей кровососью. Бамбук её откусил, прожевал и проглотил — для поддержания сил. И, сев на корточки, задумался — что ж ему теперь, бедняжечке, делать, как дальше жить.

То, что он находится на Зоне, он уже осознал. Как он сюда попал, он толком не помнил — в башке осталось что-то смутное: выдра, водка… что-то очень-очень страшное. Дальше вся картина смазывалась. Одно было ясно: сейчас ему очень повезло.

В этом вопросе Буратина заблуждался сильно, но недолго.

Чья-то рука взяла его за ухо и потянула вверх. Деревяшкин вскочил. Рука развернула его на сто восемьдесят.

То, что стояло перед Буратиной, трудно описать словами, особенно приличными. Это было огромное существо — метра три в нём точно было — со свисающими почти до земли руками. Морда его напоминала всё самое скверное, что Буратина когда-либо в жизни видел, причём одновременно. Во лбу существа торчал единственный глаз, отсвечивающий фиолетовым.

— Здоровья и добра, — вежливо сказало существо. — Вы по основе из каких будете?

— Д-д-доширак, — признался Буратино. Зубы его слегка постукивали.

— Очень, очень печально, — огорчилось существо. — Я был больше настроен на А-основу. Ах да, я не представился. Я гнидогадоид. Ну, вы, наверное, заметили, — незнакомец показал на свою физиономию, и Буратину аж перекосоёбило. — Что ж, давайте приступим, — он неуловимо ловким движением ухватил бамбука за ногу и поднял над землёй: тот и ойкнуть не успел. — Начнём, пожалуй, с ног, — он лизнул Буратине щиколотку. — Пресновато, но сойдёт.

— Отпустите меня-а-а-а! — заорал Буратино, извиваясь, как червяк на крючке.

— Какое невежество, — расстроился гнидогадоид. — Если уж вы собрались на Зону, то просто обязаны были ознакомиться с местными реалиями. Даже в самом кратком справочнике указано, что гнидогадоиды полностью лишены гуманистических начал. Ваш вопль о пощаде нелеп, смешон и дискурсивно несостоятелен.

Когда было очень нужно, Буратина соображал, и довольно быстро.

— Тут свежий труп! — закричал он. — Мясной! Вкусный!

Гнидогадоид нагнулся, пошевелил ноздрями.

— Действительно, — сказал он, аккуратно опуская Буратину на землю. — Кажется, это упырь? Я несколько близорук, а обоняние у меня слабое от природы.

— Упырь, — подтвердил Буратина. — Я попробовал чуть-чуть. Очень вкусный! Мням!

— Будем надеяться, что вы объективны в своей оценке, — задумчиво сказал гнидогадоид. — В таком случае из сегодняшнего меню я вас вычёркиваю. Счастливо оставаться.

Он перехватил ногу Буратину повыше щиколотки, задумчиво раскрутил над головой и бросил по направлению к луне.

Но до луны Буратина не долетел. Он повис на ветви какого-то хвойного дерева, очень напоминающего тощую, малохольную ель. Внизу потрескивала и скворчала «электра».

Деревяшкин крайне осторожно перехватил ветку руками и пополз к стволу. Дополз и стал осторожненько спускаться вниз.

Он уже почти спустился, но вовремя посмотрел вниз. И увидел блестящие глаза и не менее блестящие зубы какого-то существа, которое сидело тихохонько и чего-то ожидало. Ну то есть понятно чего. Точнее, кого.

Осознав, что обнаружено, существо подпрыгнуло и щёлкнуло зубами в сантиметре от буратиньей ступни. Деревяшкин не стал ждать второго захода и быстро-быстро полез на ёлку обратно.

Залез он достаточно быстро — и тут ёлка затрещала и наклонилась. Увы, прямо над «электрой», которая в неё и разрядилась. Дерево загорелось и стало заваливаться набок.

В последний момент Буратина прыгнул и ухватился за сук пинии. Подтянулся, огляделся…

— И кто это у нас такой общительный? — послышался с земли уже знакомый голос. — С кем это мы не договорили?

Волосатый разбойник, уже знакомый деревяшкину, стоял внизу и подымал свой шокер. Он был не один: рядом с ним стояла парочка упырей, один другого страшнее.

Вступать в общение с этой публикой Буратина не стал, а сразу спрыгнул вниз и рванул что есть мочи. Ноги его так и мелькали в лунном свете.

Так он добежал до небольшого озера. В лунном свете вода его казалась зеркально-нетронутой — как будто её расстелили для луны, чтобы та могла чертить на нём свои дорожки. Она и чертила, только почему-то отражалась не зеленоватой, как на небе, а сырно-жёлтой. Но Буратине было не до таких тонкостей.

С размаху он бросился в воду — и всем телом ударился о лёд. Озерцо было замёрзшим.

Тут на берегу появился разбойник с шокером. Он выпустил в Буратину пару молний, но каждый раз мазал — видимо, потому, что держал своё оружье левой рукою.

Буратина попытался встать. Лёд был очень гладким, но отросшие ногти на ногах помогали держаться.

— Беги, моё золотце, беги, — ухмыльнулся злодей и снова навёл шокер. На этот раз почти попал: тесла-разряд долбанул по льду в метре от Буратины.

Внезапно из глубины льда донёсся какой-то звук — очень низкий и очень страшный. С таким звуком просыпаются те, кому лучше бы спать вечно.

Не успел Буратина испугаться, как поверхность льда пошла чёрными трещинами. Потом лёд лопнул и из самой середины озерца показалось что-то невыразимо ужасное… безумно отвратительное… кошмарное… что-то, напоминающее… страшно вымолвить, страшно даже подумать — что… {195}

Но в этот миг грозно вспыхнули небеса. Ночь стала днём — нет, не днём, а сияющей радугой. Буратина зажмурился — а когда глаза открылись, он сам уже был в этой радуге, весь в разноцветных, переливающихся перьях света.

— Не бойся, — раздался ласковый голос, — все беды позади. Бытия Десница утвердилась и воздвигла зарницу утра {196} . Отвори первому лучу…

Всё сияние собралось у ног Буратины бриллиантовой дорогой, в которой каждый камушек сиял неземным, тысячегранным, пронзающим душу торжеством.

Он ступил на дорогу — и тут же почувствовал, будто его несут мощные крылья: алмазно-лебединые, огненно-орлиные, прозрачные, неземным светом озарённые крылья духа.

— Скоро, скоро, скоро, — пел глубокий голос. — Верь мне. Гони малодушие: Я смелым щит. Я — твоё благо. Люблю я улыбку грядущей судьбе без сомнений. Иди по солнцу, утверждаясь в очевидном, и день становится сказкой. Легче иди, радуйся больше. Не смех, не шутка приближение к Свету. Много знаков в явлении заботы. Нет любви выше любови. Всё хорошо будет, всё хорошо будет, всё хорошо будет…

Старый контролёр сидел, прислонившись к стволу дерева, перед небольшой, но горячей «ведьминой косой». Он грел над ней замёрзшие лапы, не спуская взгляда с приближающегося Буратины. Тот двигался, слегка покачиваясь, с блаженной лыбой на роже. Его глаза были широко открыты и совершенно пусты.

Контролёр ничего не опасался. В пределах досягаемости не было опасных существ. Можно было посмаковать последние шаги жертвы к уготованной ей судьбе. Вопрос был вот в чём: зажарить ли Бутарину прямо в корочке или сначала разделать и освежевать. Контролёр никогда ещё не жарил бамбук — и не знал, как следует поступать в подобных случаях.