Михаил Харитонов - Золото твоих глаз, небо её кудрей

Дальше пошла чисто силовая работа. Отряд начал целенаправленную охоту на стаи. Каждую окружали и приводили к порядку. Вожаков по большей части убивали, более-менее перспективных няшила Львика. Ева тем же способом с маргиналами и непокорными.

Сколько-нибудь заслуживающий упоминания инцидент был ровно один. Какая-то куровца, с виду совершенно безобидная, внезапно ощерилась и с криком «Свобода! Щековина! Маналула!» бросилась на Львику. Заняшенный бык сшиб её дубиной, а Ева сломала ей шею.

Часа через четыре на перекрёстке образовалось какое-то подобие порядка. Охраняло его несколько крокодилов и быков с дубинами и несколько десятков мелких существ, присматривающих за поведением в своих стаях. Трупы были освежёваны, разделаны и уже подрумянивались на углях. Крупные существа пристраивались на ночлег на местах прогоревших кострищ и обкладывались существами мелкими, чтобы не пропадало драгоценное тепло. Миссионеры ходили между кострами и рассказывали, что они должны оставаться здесь и ждать, пока за ними приедут из города. Где их накормят, напоят и заведут под крышу.

Уже немного светлело, когда Ева и Львика дотащились до повозки. Львика хорохорилась. Но по ней было видно, что она очень устала. Ева едва тащилась, полуприкрыв веки.

— Я не поняша и не могу снова лишить вас памяти, — сказала Лесси, — но это и не требуется. В ближайшие дни вы будете заняты тем же самым. Пока можете отдохнуть. Спасидо за службу, девочки.

По дороге назад поняши почти не разговаривали. Обе лежали в возке и думали о своём. Ну то есть об одном и том же, но каждая со своей колокольни.

— Львика, — наконец, нарушила молчание Ева, — ты не думай только…

— Да нормально всё, — вздохнула Львика. — Ну кого же Верховная могла отправить со мной, как не любимую напарницу?

— Львика, я не знала, вот честно, — сказала Ева. — Даже не догадывалась.

— Да верю, верю, — золотистая поняша шлёпнула себя хвостом по бедру. — А я-то всё думала — чего это мы так быстро сошлись?

— А я думала, почему у меня с девочками не получается, — грустно усмехнулась Ева. — А у меня просто склонность к этому самому. К верности. Ну, когда только с одной.

— А Карабас как же? — как бы между прочим поинтересовалась Львика.

— Вот я и думаю, как же Карабас, — призналась Ева. — У меня пока не складывается.

— Да забей, он просто самец, — свеликодушничала Львика. — Это же не серьёзное что-то.

— Вот и он считает, что ты просто самка, и это не серьёзное что-то, — ответила Писториус. — А я вот сейчас на части разрываюсь.

— Забей, — посоветовала Лтвика. — Ну какая теперь-то разница, сокровище? Мы вместе, мне с тобой хорошо. Чего ещё надо-то?

— Пока не знаю, но чего-то надо, — честно сказала Ева. — Блин, у меня сейчас вот это чувство, когда с выхода возвращаешься…

— И у нас есть три часа, — подхватила Львика. — На кабак и на всё остальное.

— Мы как-то успевали, чудовище, — Ева умильно вздохнула.

— А вот, кстати, об этом, — голос Львики стал напряжённым. — Ты помнишь про чудовище? Из-за чего ты меня так прозвала?

— Помню. Ерунда всё это. Из тебя же не прёт? Ну и ладно.

— Я ни в чём уже не уверена, — вздохнула Львика. — Я как сейчас вспомнила, что Верховная мне не мать…

— Мать всё-таки, — не согласилась Ева. — Она тебя вырастила. И воспитала. И к тому же ты про эти дела помнила только на выходах.

— Ну да. А в миру я ей письма слезливые писала. То есть не то чтобы писала. Вела дневник. Со всякими девичьими страданиями. В том числе и по поводу малограциозности. Дочка-Матерь, какая же я дура!

— Не бери в голову, — сказала Ева. — Я в миру тоже всяких глупостей понаделала.

— А теперь мы всегда на выходе. Открыла нам глазки Лэсси, спасидочки. Кстати, зачем она работает на Эквестрию? Точно не за деньги. И почему губернатор этого не замечал? Что думаешь?

— Может, он не знал. Вдруг Лэсси менталистка хорошая, — неуверенно предположила Ева. — Или, может, у Пендельшванца были планы какие-то. Теперь-то чего?

— Ну да, теперь уже нечего, — грустно согласилась Львика. — Вот я завтра проснусь, и первым делом вспомню, из кого я сделана.

— А кто делал? ИТИ?

— Кто ж ещё-то. Как-то Верховная туда влезла. Подробностей не знаю, она со мной такими вещами не делилась. Ни в миру, ни по орденской линии.

— Чудовище, я тебя давно спросить хотела… — осторожно начала Ева. — Ты её видела?

— Видела, — призналась Львика. — При посвящении. Меня в главный храм орденский водили.

— И какая она?

— Ну что тебе сказать… Там же одно тело. В жидком азоте. Без головы. Голову сожгли, кажется. Из осторожности. Мало ли, вдруг есть какая-то технология восстановления мозга. А так — ну я не знаю… Красивая. В смысле, хорошо сложена. И вот ещё: она не чёрная. Она белая. Цвета луны.

— А почему тогда Блекмун? — не поняла Ева.

Возок подпрыгнул на ухабе. Писториус недовольно фукнула.

— Эту букву «л» наши исторички двести лет всем впихивают, — ухмыльнулась Львика. — На самом деле она Back Moon. «С Луны обратно». Это что-то вроде титула. Она из последних, кто там бывал. На Луне, в смысле. Пока там ещё кто-то жил.

— Всё равно не понимаю. Как Пендельшванц тебя пустил в Директорию? Он же знал наверняка.

— Ну от меня вреда никакого, — Львика шевельнулась, устраиваясь. — У меня с обычными грациями не очень-то.

— Особенно когда поёшь, — не удержалась Ева.

— Вот про это не надо! — Львика неожиданно вспылила. — Ох, прости, сокровище. У нас был сложный денёк. Точнее, ночка. Слушай, — вдруг оживилась она, — а давай сейчас в какой-нибудь кабак завалимся? И там нажрёмся? Ну как раньше после выхода?

Ева немного подумала.

— А давай! — решилась она. — Только сначала домой заедем, я мышей возьму. Мне без них как-то… несподручно, вот.

— Да зачем? Пусть отдохнут. Някнем кого-нибудь рукастого, он нам послужит.

— Нехорошо как-то, — с сомнением сказала Ева.

— Да поебать! Эй, кони! — крикнула Львика. — Вы город знаете?

— Знаем! Знаем! — заорали першероны.

— Тогда на Тверскую! Живенько!

1 января 312 года о. Х. Чудное, хрустальное утро.

Страна Дураков, междоменная территория. Законсервированная военная база «Graublaulichtung».

Сurrent mood: curious/любопытствующее