Тим Вернер - Мы, монстры. Книга 3: Зверь [СИ]

— А мне казалось, ты умеешь лучше врать, — пожал плечами Нивен.

Йену показалось, что он ослышался. Но нет. Нивен говорил дальше.

— Кто-то верит этому? — спросил он.

— Все верят, — растерянно ответил Йен. — Оборотни, гномы, великаны… Правда, великаны недолго верили, я их быстро, того… Рэй вот поверил.

— Рэй верит и в “Смотри!” — Нивен ткнул пальцем ему за плечо.

А Йен вдруг рассмеялся. Это было глупо, неправильно и уж точно не входило в изначальный план, но оказалось, что это невероятно хорошо — когда тебе не верят. К тому же — это просто сон, а из сна, во что бы ни верил собеседник, будет непросто помешать воплощению его плана. Потому — почему бы во сне всему не пойти слегка не по плану?

Пока смеялся, чувствовал на себе озадаченный взгляд Ух’эра. Тот привык первым безумно хохотать по поводу и без, а сейчас — его место заняли.

Впрочем, он сам виноват: стал слишком серьезным.

А кому-то же — надо смеяться.

Ух’эр озадаченно смотрел.

Нивен ждал.

Отсмеявшись, Йен окинул взглядом обоих, быстро ухмыльнулся Нивену и прыжком оказался рядом с Ух’эром, рывком стянул того с облака и, сжав локоть, потащил к краю утеса.

— Что ты… — начал тот. Потом возмутился. — И ты туда же?!

— Твоя сеть там? — тихо спросил Йен.

— Э… — Ух’эр растерялся. И неуверенно протянул в ответ. — Да-а…

— Проверь, цела ли, — шепнул ему Йен и швырнул вниз.

Развернулся к Нивену.

— Зачем ты выбросил Ух’эра? — спросил тот, и Йен расхохотался во второй раз.

Вместо того, чтобы объяснить: он не мог не выбросить. Если Ух’эр услышит правду — точно сам смеяться начнет. А такого удовольствия Йен не мог ему доставить. Затхэ — не мог.

Нивен все-таки подошел, заглянул за край, осторожно сел подальше от него, привычно обхватив колено. Йен же снова устроился над пропастью и свесил ноги.

Болтать ногами над бездной, которая так и тянется, чтобы сожрать тебя — это что-то вроде перемотанного сапога Каарэя.

Просто назло.

— Ну? — спросил Нивен.

Ух’эр с грохотом рухнул на серую землю. Кажется, даже ближайшие скалы покачнулись. И возможно, пошли трещинами, как земля.

Раньше падать было не так больно. Конечно, само падение боли не приносит, но одно дело прыгать из сна в сон, а другое — ненадолго, на пару вздохов стать настоящим. Побыть настоящим. А потом — опять к себе.

Вернуться к форме до того нечеткой, что менять можно по собственному желанию, до того слабой, что рассыпается и разваливается, и части тела крутятся в разные стороны, катятся в разные стороны; к полупрозрачным снам и серым, всегда серым скалам. И единственное, что он может изменить в этом — покрасить очередную тучу в непроходимо черный. Черный кажется настоящим. За черный словно можно схватиться. Впрочем, при желании он провалится не только сквозь любую тучу здесь — сквозь любую скалу. И пропустит сквозь пальцы камень.

Потому больно — больно вернуться в мир, где все можно пропустить сквозь пальцы.

Но ничего. Как только сгинут отсюда все его родственники, он накопит достаточно сил, чтобы и этот, послесмертный мир, сделать таким же настоящим, как тот, мир живых. Самому стать живым.

И чтоб голова не отваливалась.

Над головой раздался сухой, жесткий смешок.

— Кто на этот раз? — холодно спросил голос Даарена.

“А, да, — подумал Ух’эр, — а еще сделать очень, очень больно даарском королю”.

Он поднялся, смерил того взглядом.

Даарен сидел на небольшом уступе ближайшей скалы, совсем невысоко над землей. И Ух’эр пожалел, что когда упал, скала не треснула по-настоящему. Чтобы и этот свалился. Тогда, может, было бы не так обидно.

Впрочем, задеть Даарена можно не только, уронив его с камня. Можно и копнуть поглубже, поглядеть, что он думает насчет того, кого когда-то считал сыном. В любом случае, должно быть больно, так?

— Младшенький, — ощерился Ух’эр, не сказав, выплюнув слово.

— Чей? — иногда правитель Даара мог быть очень тупым.

— Твой, — ответил Ух’эр, — мой, Эйры… Так уж вышло, что мы вместе растили монстра, просто в разные времена.

И всмотрелся в Рена очень пристально, очень внимательно: достал ли? Зацепил ли?

Но тот остался таким же непробиваемым. Тот же темный взгляд и мрачная, холодная усмешка. Только голос прозвучал глухо, когда спросил:

— К нему ты зачем полез?

— Вы же не умеете играть по правилам, — фыркнул Ух’эр.

— А он — умеет? — недоверчиво хмыкнул Рен.

— Как видишь, такой же, — пожал плечами Ух’эр и тут же схватился за руку, которая чуть не отвалилась — он ведь не прицепил все части тела на место после падения, гадкий человек отвлек. — Не скажу, что раньше был очень приятным, но свою даарскую манеру встречать богов вы ему точно навязали. Еще и командует! Сеть ему проверь!

Ух’эр увлекся, жалуясь, и осекся слишком поздно.

Человек уже впился цепким взглядом — таким же, как только что таращился на него Ух’эр, пытаясь понять, что у того внутри.

Спросил:

— Какую сеть?

И снова что-то случилось с голосом — стал очень напряженным.

Ух’эр еще не понял толком, что именно зацепило полумертвого короля — но что-то зацепило. Еще ни разу за все время проведенное здесь, его голос не звучал, как натянутая струна. А струны, если их перетянуть, могут и лопнуть. Значит, надо тянуть. Надо ответить. Может, даже получится сделать больнее, чем от падения со скалы.

— Да для него же, — заулыбался Ух’эр. — А-а, ты ведь не знаешь… Вы, даарцы, совершенно не учите историю, а потом удивляетесь, что глупы, как кусок дерева. В твоем случае — трухлявого дерева.

— Какую. Сеть? — с нажимом повторил Рен.

— Я когда-то сплел, — беспечно отмахнулся Ух’эр, будто это было плевое дело. — Мы вместе, конечно, но я был главный. Чтобы Затхэ в нее поймать и отправить в небытие. Дитя богов, знаешь ли, довольно непросто уничтожить, а если кто и рискнет — то здесь оно мне, поверь, совершенно не нужно. Так что…

Рен все это время хмурился.

А потом неожиданно доверительно посоветовал, перебивая:

— Ну так проверь!

***

— Ладно, — пробормотал Йен. — Ладно…

И опять замолчал.

Нивен ждал.

Всё было просто. Объяснять почему-то оказалось сложно.

— Я всё вспомнил, — повторил Йен, оторвал взгляд от пропасти, бросил на Нивена.

— Да ты что! — деланно изумился тот.

Он сидел привычно, расслабленно, безвольно уронив руку согнутое на колено, второй — упираясь в землю позади себя. Только теперь не глядел задумчиво вдаль, как делал всегда. Теперь уставился в глаза, пристально и по-лаэфовски. У него все еще был тот убийственный взгляд. Другие взгляды тоже появились, но этот — никуда не делся. И Йен уже слишком отвык от него, так что было слегка не по себе.