Юрий Глазков - Черное безмолвие [сборник, 2-е издание]

Исследователь задумался.

— У меня такое впечатление, что она из нас топливо выкачивает, до нуля добирается, — продолжал капитан.

— А по-моему, учит она нас, наказывает. Что-то не так у нас на борту, что-то лишнее. Прокаженные, говоришь. Нет. Наверное, проказа у нас в трюмах. Руда, может, из другой галактики ей не нравится? Я не брошу ее до последней капли в баках нашего корабля. Это наши деньги. Капитан, опять по курсу планета. Ну ты только посмотри. Разве это не Земля? И Африка тебе, и Америка, и Европа… вон Австралия. Капитан, давай сунемся в горы, может, там, подальше от городов и людей, будет все нормально, может, настоящая планета.

— Давай, вон туда, между Черным и Каспийским морем. Интересно, что она придумает на этот раз. Это же надо: то ртутное озеро, то холодная лава, то надувные облака. И чего мы ошибаемся столько раз? И почему она дает нам так быстро понять, что планета не настоящая, а призрак?

— Мы же решили: больше посадок — быстрее топливо кончится, ты сам предположил.

— Зачем?

— Чтобы на настоящую Землю не сели, так как топлива не будет. Вот зачем.

— Может быть, может быть. — Капитан набрал программу посадки.

Корабль сел на Горный карниз, сели среди буйной зелени, внизу неслась бурная река. Капитан уже представил, как он окунется в холодную воду, как стоит под камнем форель…

— Не выключай двигатель, Майкл. Опять стартовать надо, очередной мираж.

— Да почему же? Вроде все натуральное кругом!

— Да бараны же вокруг. Оглянись, оторвись от приборов.

Капитан посмотрел в иллюминатор. Действительно, напротив горной террасы, на противоположной горе спокойно гуляли бараны и щипали траву. Им и дела не было до космического корабля с его проблемами и экипажем.

— Бараны как бараны, вон того хоть сейчас на шашлык бы пустить. Вон курдюк какой! По-моему, у тебя уже галлюцинации, Джон.

— Слушай, Майкл, баранов на Земле уже лет сто как не было. Откуда они взялись?

— Может, вывели заново. У нас много что и кого уничтожили, а потом выращивали, восстанавливали, вспоминали, как и что было. — Майкл не сдавался.

— Майкл, так быстро их не вывести, мы не были дома всего год. Ты вспомни хоть, какие они были, эти бараны.

— Помню, Джон, шерсть, мясо, рога, четыре ноги, хвост.

— А цвет, Майкл?

— Не помню.

— А я помню, Майкл. Они были серые и черные. А эти, Майкл, зеленые. Не было зеленых баранов, не было. Взлетай, не жги топливо, у нас на одну посадку осталось.

— Я все понял, Джон. Не пустит она нас. Так что, как бы ты ни кричал, простись с деньгами: уран придется выбросить, не пустит нас с ним Земля, не пустит.

Джон согласно кивнул головой и отвернулся посмотреть последний раз на зеленых баранов.

Заседание было парадным, чтобы еще раз утвердить полет и полюбоваться собой. В зале сидели все, кто разрабатывал программу полета, строил могучий межпланетный корабль, подготовил экипаж. Все было готово к первому далекому рейсу в другой мир, откуда пришли сигналы Разума. Корабль уже находился на околопланетной орбите.

Все шло своим чередом. Инженер доложил о готовности техники. Главный специалист по подготовке космонавтов — о готовности экипажа. Главный медицинский специалист — о нынешнем состоянии здоровья и прогнозе на будущее. Служба слежения за Солнцем дала положительный прогноз по трассе полета. Промежуточная база на окраине родной Звездной Системы тоже была готова к приему корабля и его дозаправке. И вдруг…

На центральном табло появилась курчавая голова, широкие пухлые губы чуть улыбались, но лицо было суровое. Негр поднял руку — он просил слова. Разрешение было дано.

— Надо ли лететь? — коротко сказал он.

Зал затих и через секунду ожил удивленным и возмущенным рокотом.

— Как это? Что за вопрос? Какие могут быть сомнения? Конечно, лететь, что за бред. Может, что случилось там, на орбите? Кто это?

На табло появилась надпись: «Нгу Ким — философ». Анализатор мнения зала заседаний обработал информацию зала и запросил данные о состоянии работ на орбите.

На табло побежали строчки: «Вчера завершены сборочные и отладочные работы на орбите. Межпланетный корабль к старту готов. Остались чистовые проверки непосредственно перед запуском двигателя. Экипаж переведен в корабль. Врачи претензий не имеют. Сомнение в полете высказывает только доктор Нгу Ким — философ и психолог. Других сомнений и отрицаний нет».

Сигнал общего внимания прозвучал тревожно и призывно. Все затихли и перечитывали еще и еще раз информацию на табло. Она все-таки вызывала недоумение. Потом тишина взорвалась громкими возгласами. Сидящие в зале всматривались в одиноко стоящую фигуру Нгу Кима. Каждый задавал ему свой вопрос. Анализаторы с трудом селектировали общий смысл вопроса. Он прозвучал просто: «В чем дело, объясни?»

Негр опять поднял руку, он опять хотел говорить, зал затих.

— Я спрашиваю вас всех — имеем ли мы право лететь в другой мир, не разобравшись в своем. Что принесем мы туда? Какие принципы и идеалы? Экипаж собран из разных стран — это хорошо. Но каждый из них несет принципы своей страны, своего уклада жизни, своих правил. В экипаже нет единой точки зрения. Это плохо. Если бы экипаж был сформирован из представителей одной страны, было бы единение принципов, но для планеты в целом это была бы неправда. Сможем ли мы объяснить им, чего мы хотим и зачем прилетели к ним? Почему на планете голод, а мы летим в глубь Вселенной? Зачем? За поиском хлеба на другой планете? Мы бросаем свой мир, даже не попытавшись улучшить его, и ищем мир чужой. Не поняв себя, мы хотим понять других. Поэтому я и спрашиваю: надо ли сейчас лететь к ним? Испытать корабль надо. А вступать в контакт пока рано, не с чем. Надо разобраться в своем доме. — Негр медленно опустился в кресло и закрыл глаза.

— Голосую, — объявил председатель.

Каждый из членов Комитета объединенного мнения нажал одну из кнопок «за» или «против», других кнопок не было. Все должны иметь мнение, сомнения не принимались в счет.

Высоко под куполом вспыхнул красный свет — полет в другой мир был запрещен.

Планета была самим совершенством. Природа постаралась на славу: гармония живого и неживого оттачивалась миллиардами лет. Этого оказалось достаточно, чтобы Природа рискнула и создала Разумных. Они быстро освоились среди сбалансированного мира и стали вносить свое, спеша и хватаясь за все сразу и желая получить все целиком. Сначала они наносили Природе тяжкие раны, но Разум все же победил, и планета смогла отпраздновать свое поистине второе рождение. Мучительно освобождаясь и очищаясь, планета вновь расцвела, восстанавливая почти потерянное и уничтоженное. Вновь запели птицы, вновь в водах заплескались рыбы. Вокруг планеты, как в старые добрые времена, струился чистый воздух, воды морей, океанов, озер и рек опять стали прозрачными, зазеленели густые леса. Человек и Природа наконец-то поняли друг друга.