Роберт Блох - Рассказы. Том 3. Левша Фип. [Компиляция, сетевое издание]

Следующее, что я помню, это стук, стук и топот за дверью моей комнаты. Я открываю глаза, и кто-то открывает мою дверь. Довольно грубым способом — топором. Топор вонзается в щель, за ним показывается лицо моей бывшей жены Джойс.

— Вот он, девочки! — визжит она, пролезая в проем, и я вижу, что Глория и Эйлин следуют за ней. Три мои бывшие жены пристально смотрят на меня.

— Вот оно наступило, твое завтра! — Глория напоминает мне об этом мягким голосом. — Где наши алименты?

Я не отвечаю. У меня просто очень деревянное лицо. Для меня это нетрудно — потому что, когда я пытаюсь двигаться, то вдруг обнаруживаю, что не могу! Я жесткий и твердый как древесина!

Столяр срезал мои почки и кору, но это не остановило процесс, который продолжался во сне. Теперь я деревянный человек — и с легким ужасом понимаю, что не могу пошевелиться. Три стонущих алиментщицы стоят над моей кроватью и кричат на меня.

— Вставай с постели, ленивый болван! — зовет Эйлин.

— Он слишком пьян, чтобы двигаться, — догадывается Глория.

— Он просто окоченел! — усмехается Джойс.

Она протягивает палец и касается моей щеки.

— Полностью! — жалуется она. — Он окоченел! Может быть, он мертв.

Эйлин лезет в сумочку и достает маленькую бутылочку виски. Она машет им перед моим носом.

— Да, — вздрагивает она. — Он мертв, если не попытался схватить ее.

— Подождите минутку. — Глория проводит рукой по моему плечу. — Подождите минутку, девочки. Это не Левша.

— Нет?

— Нет, это просто манекен.

— А в чем разница? — спрашивает Эйлин.

— Правда, — настаивает Глория. — Это манекен, сделанный так, чтобы походить на Левшу.

Она похлопывает меня по подбородку.

— Смотрите, это дерево!

— Просто обломок старого бруска? — замечает Эйлин.

— Грязный пес, — говорит Глория. — Он должно быть уехал из города, если не может платить нам алименты, и оставил этого болванчика в качестве приманки.

— Мерзкий трюк, — заявляет Эйлин. Она поднимает топор. — Я собираюсь разрубить этого болванчика в щепки. По крайней мере, у нас будет немного растопки для наших печей, девочки.

Похоже, у меня скоро будет жаркое время. Но я не могу двигаться, чтобы избежать топора, и могу только лежать и слушать. Этот разговор о том, чтобы разрубить меня на куски, вызывает у меня головную боль. Эйлин размахивает топором. Вот оно. Но…

— Подождите! — кричит Глория. — У меня есть идея! Зачем портить отличную куклу?

— Что в ней хорошего? — требует Джойс. — Похоже на Фипа.

— Даже если так, манекен есть манекен. Почему мы не можем продать его в универмаге? Они должны платить за манекены. Мы можем разделить деньги и, по крайней мере, получить что-то за наши страдания.

— Почему бы и нет? — Эйлин опускает топор. — Возьми его, и мы отнесем манекен в машину.

Я лежу; хотел бы дрожать от ужаса, но я не могу. Мне бы тоже хотелось кричать, но я не могу ни говорить, ни кричать. Это ужасно и далеко не восхитительно. Пока девушки собираются схватить меня, я слышу шаги на лестнице. По крайней мере, я все еще слышу, и то, что я слышу, заставляет меня надеяться. Но шаги, оказывается, принадлежат Дж. Селвину Спеллбиндеру и адвокату Берни. Они просунули шеи в дыру в двери.

— Простите, — говорит Берни, — но мы ищем Левшу Фипа.

— Неужели, — огрызается Эйлин. — Он нам тоже нужен. Но негодяй сбежал из города и оставил манекен в качестве приманки.

— Манекен? — спрашивает Дж. Селвин Спеллбиндер. — Какой манекен?

— Вот этот, — говорит Эйлин. — Мы возьмем его и продадим в универмаг.

Спеллбингер смотрит на меня, потом хлопает в ладоши.

— Я понял! — кричит он.

— Что? — ахает адвокат Берни.

— Говорю тебе, я понял!

— Ну, избавься от него, если это заставляет тебя так кричать, — советует ему Берни.

— Подожди, пока не услышишь это, — говорит чародей. — У меня есть потрясающая идея для нашего шоу.

— У нас уже есть шоу, — напоминает ему Берни. — Серийная программа.

— К черту сериал! Виноградные орехи к нему! — говорит Спеллбингер. — Послушай-ка! Серии оказывают действие только на женщин. Почему бы не сделать шоу, которое понравится всем? Я имею в виду комедийную программу.

— Комедийная программа?

— Конечно, как Берген и Маккарти, например. Посмотри на этого болвана. Какой типаж! Он выглядит гораздо глупее, чем Чарли Маккарти. Я выйду в эфир с этим чревовещателем в натуральную величину. Мы изменим нашу программу открытия, построим ее вокруг этого акта, сыграем по-крупному! Мы можем устроить большой банкет к открытию, все с блеском и помпой. Мы запихнем «Рикис» в глотку нации.

Адвокат Берни улавливает замысел. Я просто лежу и слушаю.

— Ты же знаешь радио, Спеллбингер, — говорит он. — Если ты утверждаешь, что так надо, то нам лучше это сделать. Он поворачивается к женщинам. — Сколько вы хотите за эту куклу?

— Сто долларов наличными, — трубит Глория.

— Не глупи, мы можем получить больше, — шепчет Джойс.

— Сомневаюсь, — говорит Глория, — эта штука выглядит слишком глупо.

Я вздрагиваю. Адвокат Берни сияет.

— Продано! — говорит он, вытаскивает горсть банкнот, и девочки начинают ласкать валюту.

— Пошли, — говорит Спеллбингер. — У нас нет времени. Первое шоу запланировано на завтрашний вечер. Мне придется написать сценарий и репетировать. Знаешь, я всегда хотел быть комиком на радио.

Они хватают меня и тащат вниз по лестнице. Я беспомощен. От идей этих людей у меня кровь стынет в жилах. Не буду распространяться о том, что происходит, когда я добираюсь до радиостанции. Меня прислоняют к стене, в то время как Спеллбиндер и кучка авторов сбиваются в кучу и репетируют какой-то комедийный диалог между чревовещателем и манекеном. Затем Спеллбиндер проводит репетицию со мной на коленях. Я не могу сказать ни слова — за меня что-то ужасное говорит он. Он репетирует и ругается, а я просто смотрю на него своим деревянным взглядом.

Это происходит поздно ночью, прежде чем закончилась репетиция. Чародей ставит меня на землю и собирается уходить. Адвокат Берни заходит, чтобы забрать меня и проверить последние планы на шоу.

— Как продвигается производство «Рикис»? — спрашивает Спеллбингер.

— Не знаю, — отвечает Берни. — Я не видел Германа весь день. И Фип покинул город. Но Гормон должно быть занят.

Гормон занят, ага. На самом деле он сейчас занят тем, что входит в дверь. И он все еще занят, глядя на меня.

— Левша Фип! — кричит он. Берни оборачивается и смеется.

— Нет, — говорит он Гормону. — Это всего лишь манекен Фипа.

Герман подходит и касается меня дрожащим пальцем.

— Нет, — говорит он. — Это не манекен. Это Левша Фип.

— Да ведь это всего лишь дерево, — хихикает Спеллбингер.

— Вы ошибаетесь, — вздыхает Герман Гормон. — Это Левша Фип. Он превратился в дерево, отведав «Рикис».