Николай Ободников - Viva Америка

Проснулся я от того, что кто-то мягко положил голову мне на плечо и бережно погладил мой живот. Я сонно приоткрыл глаза и с недоумением увидел, что на голове, расположившейся на моем плече, была шахматная расцветка, а женская ручка, гладившая мой живот, на самом деле пыталась соскоблить рисунок с моей футболки.

— Ты что задумала? — раздраженно спросил я у Козетты и сердито дернул плечом. — Хочешь проверить, фигурка у меня или фигура?

— Отдай диктофон, м-м? — вкрадчиво попросила Козетта. — А я тогда не начну вопить, что ты меня сейчас к оральным непотребствам склоняешь, пока никто не видит.

— Говоришь, никто не видит, да? — И я через Козетту кинул диктофон за шиворот ее соседу, который в этот момент спал.

Диктофон скользнул за воротник толстяка и прилип где-то к его телу. Козетта сейчас же обозленно стукнула меня кулачком по ноге.

— Ты что себе позволяешь?! — вскипел я. — Я с тобой пиво на полене не пил и детей не крестил, чтобы ты об меня своими грязными ручками барабанила!

— А ты что себе позволяешь?! — шикнула Козетта в ответ. — Как я теперь достану свою коробочку для ловли голосов, м-м-м?! Диктофон уже, наверное, весь в волосах и крошках!

— Каких еще крошках?

— После чипсов, печенья, вафель и прочего, что взрывается во рту с треском и хрустом! — сердито пояснила Козетта. — И вообще — за своим весом следить надо! А вам, мужикам, особенно!

— Это еще почему? — невольно заинтересовался я.

— Ты хоть раз видел жирный мужской лобок, который еще и побрит, м-м? — И Козетта выразительно округлила свои зеленые глаза. — Ужас: словно где-то там, под оползнем из розового сала, свинья спряталась!

— Сомнительный опыт! — заметил я и постарался неприметно втянуть живот.

— Ты-то чего напрягся? На твоем прессе можно хоть морковку тереть, хоть дамскими персиками елозить. — Козетта элегантно закинула ногу на подлокотник. — Кстати, ты оценил тот неоспоримый факт, что я дала тебе эти два часа спокойно поспать, м-м?

— Оценил, — процедил я и посмотрел в иллюминатор.

Снаружи тем временем в бездонном бархате неба серебристыми гвоздиками сверкали звезды, а над розовым океаном холодно умирало закатное солнце.

— Алекс, прости… — вдруг скомкано произнесла Козетта. — У тебя ведь дядя умер… а я тут вся такая… красивая и бесчувственная…

Однако вместо вины на ее лице была видна лишь пролитая вредность.

— А там, у развалин Сагзавы, действительно произошло нечто кошмарное? — невинно поинтересовалась Козетта. — Если что, я запросто буду твоим персональным ангелочком правды. Я же собственными очаровательными ушками слышала, как тобой и твоими галлюцинациями заткнули все дырки в этой мутной истории!

— Нет! — твердо сказал я, стиснув зубы.

— Но ведь нам еще та-а-ак долго лететь! — жалобно протянула Козетта. — Давай хоть тогда просто поговорим, м-м? Я вот сейчас надрываюсь на «Лазурный Грот» — паршивенький такой журнальчик про всякие там путешествия. В Легаспи была в выстраданной командировке — языческое паломничество к Майону на свои булочки примеряла. А у тебя что?

— А у меня — два ваших трека в «любимых»: «La Mer» и «Non, je ne regrette rien» [13] «Нон! Рья, дарья!» Не узнали? М-да, пою я так себе… Эти великолепные и воодушевляющие песни — «Море» («La Mer») и «Нет, я не жалею ни о чём» («Non, je ne regrette rien»). Слушать строго с бокалом вина. ! — с сарказмом сообщил я.

— О-ля-ля! Суровые русские мужчины, оказывается, еще и романтики!

— Приходится равняться на суровых французских женщин, — наигранно вздохнул я.

В проходе показались стюардессы со столиками, и Козетта сразу же вытянула шею, пытаясь по запахам определить блюда. Толстяк, в чьей необъятной голубой рубашке потерялся диктофон Козетты, немедленно проснулся и довольно заелозил.

— Так, девушки, — строго начала Козетта, когда наступил наш черед выбирать ужин, — мне набор с рыбкой. Моему кавалеру из России — с мясом. Вина нет?.. Ждите отзыв! Тогда мне два двойных виски — с кучей льда доверху. А еще давайте водку — всю, что есть.

Заученные улыбки стюардесс тотчас слегка подгнили.

— Вы что, никогда настоящего русского не видели? — притворно удивилась Козетта. — Водка — ему! Им же нельзя уровень алкоголя в крови понижать!

После этого уголки улыбок стюардесс окончательно обвисли.

— Странная месть за диктофон, — наклонился я к Козетте.

— Это — твой алкогольный пряник общительности, — самодовольно улыбнулась Козетта, передавая мне семь маленьких бутылочек водки. — Так ведь у русских заведено — кнут и пряник, м-м?

— На голодный желудок — не беседую! — буркнул я, беря следом бокс с ужином.

Толстяк с тоской посмотрел на мою водку и заказал себе бутылку коньяка.

— Кози, — еще раз очаровательно представилась Козетта и изящно подняла тумблер [14] Можно было бы предположить, что это переключатель тока на два-три положения, но — нет, это бокал для виски. Что тут сказать? Классический мостик между алкоголем и печенью! с виски.

— В России «кози» только в деревнях и на дискотеках, — философски заметил я и галантно чокнулся с ней бутылочкой водки.

Козетта возмущенно сверкнула глазами, сделала глоток виски и со злым хрустом сгрызла кубик льда. Я уважительно передернулся, без энтузиазма выпил и приступил к ужину.

— А правду говорят, что русские могут залпом выпить бутылку водки и не поморщиться? — любознательно поинтересовалась Козетта, аккуратно разделяя золотистое рыбное филе на частички.

— А правду говорят, что француженки ноги и подмышки не бреют? — язвительно спросил в ответ я, принюхиваясь к веточкам приправ на мясе.

Козетта подняла правую руку и продемонстрировала мне гладко выбритую подмышку.

— Может, тебе ее лизнуть еще? — поморщился я и отстранился от Козетты. — Я же ем всё-таки!

— Ее — лизни, а подмышку — просто оцени, — невозмутимо промычала Козетта, заедая фасоль рыбой.

— Хах! Ну ты… — И я одобрительно засмеялся, оценив ее шутку.

Козетта опустила руку и отвесила мне поклон, едва не попав своими удивительными волосами себе же в еду.

Неожиданно толстяк испуганно замер, а потом торопливо полез жирными руками себе куда-то под рубашку. Через мгновение он вынул диктофон. Диктофон, к моему удивлению, действительно был в крошках.

— Нр-р-р! Это еще что за хреновина?! — недовольно проорал толстяк, поднимаясь во весь рост. — Кто это сделал?! Чье это, а?!

— Извините, это мое, — робко произнесла Козетта и, вынув из виски кубик льда, начала чувственно водить им себе по груди через разрез майки. — Ах, сама не знаю, как так получилось…

Бешено вращавшиеся глаза толстяка мгновенно стали маслеными, когда он увидел, как после кубика льда на чистой коже Козетты остаются влажные следы и дрожащие капельки. Внезапно лед выскользнул из пальцев Козетты и упал прямо в ложбинку между ее грудей. Козетта звонко взвизгнула, вскочила, лихорадочно вытряхнула из-под майки лед и со злостью посмотрела на толстяка.