Николай Ободников - Viva Америка

Фуз тут же встал, придирчиво поправил свою угольную жилетку, испачканную крабами, — и резво бросился к комнатке с боеголовкой, чуть не опрокинув при этом стол.

— Я! Я, я, я! Я — первый! — обрадованно крикнул он на бегу. — Это дело для специализированного агента! Я должен убедиться, что гражданским не грозит утечка радиации! Во имя закона, я первый, хорошо?!

Мы дружно захохотали и, пошатываясь, пошли за ним. Пока Фуз нетерпеливо пританцовывал, словно ребенок, споивший Деда Мороза, Лесли кое-как отпер дверь непослушными руками. Нежно подхватив «Хлопушку», Фуз бережно вынес ее наружу, а затем, гулко выдохнув, рывком поднял ее над головой.

Нетрезвый Фуз, цепко державший над собой ядерную боеголовку с гербом СССР, четко отражавшимся на его сверкавшей лысине, выглядел уморительно. Оценив получившуюся композицию, я, Козетта и Лесли снова несдержанно расхохотались.

— Отличный кадр, здоровяк! — довольно произнесла Козетта, начиная делать снимки. — А теперь медленно опусти нашу малышку на пол и сотри с нее следы своих потных ручищ! — Бросив мне фотоаппарат, она без предупреждения скинула с себя майку. — О-ля-ля! Мой черед покорять журналы и туалетные брошюрки!

Стыдливо отвернувшись от цинично улыбавшейся Козетты, Фуз не глядя поставил боеголовку на пол. Козетта тотчас закрыла руками груди и, словно наездница, села на «Хлопушку» сверху — как на старых военных плакатах.

— Давай, мой робкий зверь из России! — игриво бросила Козетта и эффектно мотнула своими шахматными волосами. — Втисни меня в историю и свое медвежье воображение!

— Попадаешь как раз между зубной болью и свербежом в одном месте! — рассмеялся я и несколько раз сфотографировал ее. — Та-ак, вроде всё… — Я на всякий случай проверил получившиеся кадры. — Да, всё! Отлепляйся! — И я неожиданно для себя тихо пробурчал: — Зараза такая! Вот ведь глаз ласкает, а!..

Козетта слезла с «Хлопушки», подобрала майку и раскованно натянула ее обратно. Фуз тотчас прекратил пугливо подсматривать через зажмуренные глаза и с облегчением выдохнул.

— Показывают — надо смотреть! — нравоучительно посоветовала Козетта Фузу, забирая у меня фотоаппарат.

— Да, мэм! — по привычке гаркнул Фуз. — То есть — никак нет!

Неожиданно меня в плечо толкнул Лесли. В руках у него были две наши бутылки: водки и шнапса.

— Ты ведь тоже об этом подумал, да? — хихикнул он и многозначительно покосился на «Хлопушку».

Захлебываясь от хмельного смеха, мы с Лесли развалились на «Хлопушке», отвели назад свободные руки и скрестили бутылки, словно шпаги.

— Давай, Бастьен! Еще один кадр для нашей стенгазеты отщепенцев! — радостно взвизгнул Лесли.

Жизнерадостно рассмеявшись, Козетта быстро и профессионально сделал несколько снимков.

— А теперь разрывное фото для таблоидов — а-ля спасители мира! — задорно воскликнула она, фиксируя фотоаппарат на полке стеллажа. — Тапиока! Высишься сзади! Ручищи — на раздутой груди! Прискок! Берешь свою самую странную штуку и устраиваешься с ней перед «Хлопушкой»! Алекс! Вытри водку с лица и прекрати иметь вид «лихой и придурковатый» [49] «Подчиненный перед лицом начальствующим должен иметь вид лихой и придурковатый, дабы разумением своим не смущать начальство» — предположительно, из некоего указа Петра I. Почему «предположительно»? Потому что, предположительно, у Петра было отличное чувство юмора. ! Так ведь русских на работе воспитывают, м-м-м? — поддразнила она меня. — Ты остаешься на месте — со мной!

Не успел я обидеться на колкость Козетты, как Лесли схватил с полки огромный латунный шприц из слоновьей кости и по-турецки уселся вместе с ним перед боеголовкой, а Фуз добродушно навис сзади.

— Та-ак! Пять секунд! — азартно объявила Козетта, придирчиво настраивая фотоаппарат, а затем грациозно бросилась к нам.

Она деловито села рядом со мной и нагло поцеловала меня в щеку, вызвав у меня тем самым растерянность и приятные мурашки по коже. В то же мгновение донесся характерный звук щелчка объектива, и мы радостно загалдели. Козетта подбежала к стеллажу с фотоаппаратом, проверила снимок и довольно поцокала языком.

Тем временем Фуз и Лесли, комично обнявшись, словно Давид и Голиаф, пошли обратно к столу.

— А чем ты еще гордишься в своей стране? — с интересом прогудел Фуз по дороге.

— Песнями… — скромно ответил Лесли и так же скромно хихикнул.

— А я вот волосы на груди расчесываю. Хочешь, научу?

Лесли отмахнулся и начал распевать какую-то песню на немецком языке.

Ко мне подошла Козетта и села рядом. Она развернулась в мою сторону, обхватила меня ногами и влюбленно взглянула на меня. Я сейчас же почувствовал, как внутри меня что-то тяжело и мощно застучало.

— Можно было и без ног перед лицом, — заметил я с улыбкой.

— Да если я тебе свои ножки в лицо суну, ты с них десерт сможешь кушать, — мягко промурлыкала Козетта. — А если ты мне…

— …то у тебя лицо облезнет, да? — ехидно подсказал я, обнимая ее.

— Проверим? — ласково предложила Козетта. — «Е2 — Е4», Алекс…

— А не пожалеешь? — уточнил я на всякий случай, потрясенно заглядывая в ее глубокие радужно-изумрудные глаза.

— И не надейся! — жарко шепнула Козетта, беря меня за руку и вставая.

Увидев нас вместе, Лесли радостно показал нам на дверь, за которой были две жилые комнаты, поделенные между нами. Фуз простосердечно помахал нам вслед и продолжил с усердием проговаривать заковыристый текст немецкой песни. Мы с Козеттой рассмеялись и подошли к двери.

Оказавшись со мной наедине, Козетта нежно поцеловала меня.

Был солнечный день. Нью-Йорк гудел, трезвонил и сигналил, безразлично натягивая мои барабанные перепонки на свой огромный красный клаксон. В голове у меня противно перекатывалось похмелье, слово рычащая черная зверюшка, запертая в тесной коробке. Оставалось только ждать, когда в ту самую коробку попадет передачка из желудка: кефир, анальгин, баранки и, возможно, слюни Козетты после ее обильного поцелуя.

Мы на «скорой помощи» подъезжали к городской больнице. За рулем был я. Я ловко развернул машину и нагло припарковался у центрального входа.

— Всё, Кози, можешь снова начинать симулировать! — бросил я через плечо в салон и с облегчением выключил сирену, сводившую меня с ума.

— Я вчера не симулировала, дурак ты из русских селений! — огрызнулась Козетта, поправляя под майкой муляж живота беременной женщины. — Я что, должна сама себе коляску подкатить, м-м-м?!

— Минуту, мэм! Дышите глубже, мэм! — тут же откликнулся Фуз, распахивая задние дверки «скорой» — Сейчас мы доставим вас в палату, где вас осмотрит высококвалифицированный врач! А пока — подумайте о всех грядущих радостях материнства! — И он побежал к дежурившим у приемного покоя сотрудникам больницы.