Николай Ободников - Viva Америка

— Дезориентация, эротический подтекст, повышенное слюноотделение — у Ржаного Алекса с семидесятипроцентной вероятностью сотрясение мозга, — хихикнул поблизости Лесли.

— И он только что подал заявку на недостающие тридцать, — желчно прошипела Козетта над моей головой. — Алекс, ты что, умудрился спутать свою французскую конфетку с этим здоровенным какао-бобом, м-м-м?!

— С каким еще какао-бобом? — не понял я, открывая глаза.

Надо мной нависал Фуз. Хуже энтузиазма на его довольном холеном лице была только ниточка слюны, тянувшаяся от его губ к моим…

— Божья роса мне в глаза!.. — вздрогнул я от неожиданности.

— Не роса и не в глаза, — язвительно разъяснила мне Козетта, тыча фотоаппаратом в лицо.

— Я же говорил, что меня обучали профессиональные медики и их манекен-женщина с выразительно открытым ртом! — хвастливо заметил Фуз и прислушался к моей груди. — Та-ак… удары уверенные, но взволнованные. Хм, похоже, Алексей Ржаной чем-то сильно смущен.

— Тем, что на мне сидит мужик, обучавшийся искусственному дыханию где-то в подсобке секс-шопа! — огрызнулся я, сталкивая с себя Фуза. — Отвали, дуболом! Все отвалите!.. — Я в ужасе обмер: — Блин… А мы что, в тридевятом царстве Кохта, да?

Козетта мстительно шепнула мне на ушко:

— Не знаю, что там у тебя за «тридевятое», но — наслаждайся. Спутал меня с…

— Кстати, какао-боб — расизм, — радостно хихикнул Лесли, помогая вместе с Фузом мне подняться.

— А еще — шоколад! — добродушно прогудел Фуз.

Я одеревенело огляделся. Дикий мир вокруг нас был отрыгивающим здравомыслие и источающим лежало-соленое безумие, словно являясь некой квинтэссенцией изжоги.

Всё, как и мы сами, было цвета теплой урины [83] Если вы не знаете значение этого слова, вы счастливый человек. Хотя, впрочем, можете слегка себя опечалить. Но не говорите потом, что я вас не предупреждал! . Именно такое освещение давали перевернутые желтоватые радуги в небе, гнутыми подковами пронзавшие золотистые грозовые воротники [84] Грозовые облака, напоминающие длинный вал — или этакую пугающую кишку небес. . Сами «воротники» хаотично нависали друг над другом, формируя убегавший в высь адский узор, от которого хотелось оторвать себе голову и просвистеть что-нибудь занятное при помощи собственной черепушки. Там же парили некие студенистые организмы — массивные, уродливые, с газообразной оболочкой и длиннющими жгутами.

Из паривших организмов непрерывно падали точки чего-то светящегося.

— Э-это… это т-там сверху п-падает м-мясо, да? К-как и п-писал Гаррисон? — предобморочно промямлил я, не прекращая таращиться на инопланетный небосвод.

— Для поджарки с яичком и капустой, а также для снятия гематом — не рекомендуется! — нервозно хихикнул Лесли. — А вот для того, чтобы поджечь в бумажном пакетике у дверей [85] Старая шутка. Кладем кое-что в пакетик, поджигаем, оставляем у чьей-нибудь двери. Жертва выходит и машинально тушит это дело ногой. А в пакетике между тем ожидало своего часа самое настоящее… Белого дома, — вполне! Хи!

Схватившись за голову, я встревоженно перевел взгляд дальше.

Словно соединяя сумасшедшие желтые горизонты, весь мир Кохта пронзал монструозный прозрачно-восковой мост, наращенный на исполинскую черную жилу. На ассиметричное и шишковатое тело моста, испещренное огромными ноздрями, непрерывным потоком всходили бронзовокожие голые люди, неся в руках куски люминесцентного мяса.

Несчастные поднимались с реявших вдоль моста — над пустотой! — массивных островов, на чьих унылых полях они безликой массой подбирали плоды тошнотворных дождей. На тех же островах расцветали и гасли порталы, возле которых из жутких чанов вылезали всё новые пленники Кохта, ведомые его чудовищной и непостижимой волей. В те же чаны студенистые организмы чопорно макали свои жгуты, словно тощие пакетики чая.

Повсеместный приторно-медовый аромат был невыносимым, чужой воздух — разряженным, а земля нашего острова, где мы оказались, — пористой и сухой, будто огромная макаронная губка.

Внезапно Лесли вышагнул вперед и, трагично раскинув руки, с чувством продекламировал:

— О-ля-ля! Так это всё-таки какая-то версия ада, м-м? — подбоченилась Козетта. — Чертей с бантиками, правда, нет, да и сковородочку языков никто не подает. Хотя я предпочла бы мороженное. Алекс, мое желудочек рассчитывает на тебя!

— Котенка съешь! — огрызнулся я. — Так что там про ад, Лесли?

— Хоть мы уже и не в Канзасе, Элли, — это не ад! — Лесли принялся увлеченно накручивать чуб. — Люди здесь вовсе не за грехи, не-е-ет! Они здесь — за американское гражданство; за любовь к гамбургерам, к мюзиклам и нелюбовь к собственным американским президентам, онанирующим на демократию! И вот — итог! Хих-хи-хи!

— Всё равно ведь какой-то ад за гражданство получается, — потрясенно протянул я. — Погодите-ка, а почему здесь столько порталов? И где, черт побери, наш?.. Где «Хлопушка»?!

— «Хлопушка» осталась по ту сторону шкафа [87] Нарния, лев и хроника посредственных фильмов. . — Лесли взялся за чуб уже двумя руками и стал делать из него на голове сальные рожки. — Тогда как сам «шкаф», очевидно, имеет сотни выходов. Наш вот, к примеру, был как ножки одной библиотекарши, что сдвигались и раздвигались по хлопку шота [88] Та же стопка. Да, стопка не от слова «стоп»! В таком деле сказать «стоп» вообще сложно. о стойку бара. Потрясающий и всеми любимый феномен! У завсегдатаев даже график «посещений» для него был! Хи!

Козетта поморщилась, а Фуз поднял маленький кусочек земли, похожий на спрессованные макароны, и потянул его в рот.

— Сдурел, что ли?! — опешил я и ударил Фуза по руке.

В следующую секунду наши физиономии вытянулись: выбитый кусочек неспешно поплыл по воздуху куда-то по своим «макаронным» делам.

— Как специальный агент, я должен был подержать его во рту — чтобы определить соответствие его внешнего вида его съедобности! — невозмутимо отчеканил Фуз. — Таковы основы выживания! Таков…

— …закон джунглей, да. Ногти пока погрызи, — цинично предложил я, направляясь в сторону обрыву. — А внизу что? Уже смотрели? Ну-ка… — И я осторожно заглянул за край.