Константин Соловьев - Восьмое Небо

В прозрачных глазах аппера появилось удивление, смешанное с ужасом. И пусть это длилось лишь малую долю секунды, оно стало достаточным вознаграждением для Дядюшки Крунча.

- Зря вы это, капитан… - сдавленно прошептал Зебастьян Урко, - Ох эта человеческая самонадеянность…

Удар, отшвырнувший Алую Шельму на штурвал, был слишком быстр, чтоб линзы Дядюшки Крунча успели его зафиксировать, с тем же успехом он мог бы пытаться рассмотреть течение молнии. Капитанесса рухнула на палубу, беспомощно прижимая руки к животу и корчась от боли. Заревев от ярости, Дядюшка Крунч бросился к ней на помощь. Аппер стоял к нему спиной, но, без сомнения, услышал громыхающие шаги голема.

- Лучше не стоит, - обронил он спокойно, - Вы уже не поможете своему капитану, лишь навредите себе.

Дядюшка Крунч занес для удара руку. И успел увидеть край бледной апперской улыбки.

Удара он не почувствовал, лишь заметил, как взвыли все гироскопы, показывая полный вздор, словно он сам падал, подобно «Вобле», по немыслимой траектории, беспорядочно кувыркаясь. В следующий миг он обнаружил, что лежит у самого трапа. Удар, отбросивший его, был столь силен, что на палубе остались глубокие царапины, а бронепластина с левой стороны заметно выгнулась.

- Не вмешивайтесь, - попросил Зебастьян Урко мягко, - Насколько я понимаю, вы старший помощник этого корабля. Хорошо. Поскольку госпожа капитанесса грубо нарушила условия нашего договора, я заставлю ее пожалеть об этом. Но вы еще сможете мне помочь. Вы ведь тоже можете управлять кораблем?

- Тухлого судака хвост тебе, а не корабль! – проскрипел Дядюшка Крунч, пытаясь встать.

Тело было слишком изношено и старо, оно сопротивлялось, как сопротивляется глупый металл, скрежетало сочленениями и всеми своими механическими внутренностями. Но Дядюшка Крунч сумел подняться на ноги.

«Малефакс», высота?»

«Двадцать тысяч с небольшим».

Абордажному голему никогда не состязаться с гомункулом в умении обращаться с цифрами, но и расчеты были несложны. Дядюшка Крунч потратил на них несколько драгоценных секунд, но результатами остался доволен.

Аппер стоял над Алой Шельмой, наблюдая за тем, как она пытается отползти в сторону.

- Не бойтесь, больно не будет, - пообещал он спокойно, - Я просто сломаю вам шею, как мальку. И возьмусь за вашего помощника. Не сопротивляйтесь. В ваших же интересах, чтоб все закончилось именно так. Или вы хотите напоследок посмотреть, как я расправляюсь с вашим экипажем?..

Он вновь протянул к ее горлу тонкие ухоженные пальцы.

Дядюшка Крунч двинулся к нему со всей скоростью, которую могла позволить заедающая нога. Он не пытался застать аппера врасплох, напротив, впечатывал ноги в трещащую палубу сильнее, чем было необходимо.

- Потолкуй-ка со мной, бледный гельминт! – бросил он, - И я отправлю твою задницу на такие высоты, которых она никогда не нюхала!

Господин Зебастьян Урко удрученно покачал головой.

- Упрямая железяка, - пробормотал он, - Неужели ты действительно стремишься умереть прежде своего капитана? Впрочем, как хочешь.

Он сунул руку в карман своего необыкновенного костюма, а когда вытащил, в ней был пистолет. Серебристый, небольшого размера, выглядящий совершенно неброско по сравнению со зловещим абордажным тромблоном, он скорее походил на затейливое произведение искусства, чем на оружие. Но Дядюшка Крунч сомневался в том, что это просто апперская безделушка.

- Стой! – Алая Шельма закашлялась от боли, с трудом втягивая в себя воздух, - Не надо, дядюшка!

Ринриетта.

Извини, мысленно произнес он, но сейчас твои приказы не имеют силы.

Аппер выстрелил. Даже стрелял его пистолет не страшно – не было ни порохового дыма, ни грохота, ни лязга сплющивающейся пули. Дядюшка Крунч лишь услышал негромкий свист, а вслед за ним почувствовал расходящиеся в стороны волны тепла. Должно быть, Зебастьян Урко промахнулся, с облегчением понял он, пытаясь сделать следующий шаг. И лишь после этого ощутил запах раскаленного металла.

В центре его груди зияла дыра с оплавленными краями размером с человеческую голову. Он увидел оплывшие от жара шестерни, которые слились друг с другом, и вишневый от жара кусок кронштейна. Боли не было – абордажные големы не чувствуют боли. Было лишь удивление и легкая досада. На досках палубы зашипели капли расплавленного металла.

Дядюшка Крунч споткнулся, но не упал. Тело мгновенно налилось слабостью и словно бы стало меньше весить. Но это, скорее всего, было обманом чувств. Оно все еще было достаточно тяжело, чтоб одним ударом превратить аппера в мокрое место. И все еще подчинялось, хоть и неохотно.

- Я думал, хоть стрелять-то ты умеешь, - пробормотал он, - Но вы, апперы, кажется, сильны лишь языком…

- Дядюшка! Стой!

Зебастьян Урко поморщился и выстрелил еще раз. В этот раз Дядюшка Крунч даже не услышал выстрела. Но он уже знал, что аппер не промахнулся. Его вдруг повело вправо, словно отказал один из главных торсионов. Тепловой луч аппера срезал добрую треть его бронированного бока, едва не задев левую ногу и заставив голема рухнуть на палубу, словно сломанная механическая кукла. По доскам зазвенел медный сор – крошечные шестерни, заклепки, обломки тяг и переплетения механизмов, которые Дядюшка Крунч никогда прежде не видел.

Левой силовой тяги больше нет, отметил он почти равнодушно, и многого другого тоже.

«Лежи! – крикнул «Малефакс» отчаянно, - Не поднимайся! Повреждения не критичны, мы еще сможем…»

Не сможем, мысленно ответил ему Дядюшка Крунч. Кажется, я понимаю людей куда лучше, чем думал прежде. И сейчас я сам поднимаюсь, как глупая неразумная кета. Не потому, что мне нужно, а потому, что иначе не могу. Наверно, и у людей так же. Они рвутся вверх не потому, что там есть что-то такое, без чего они не могут, а потому, что иначе не умеют и не могут. Просто так устроены.

«Высота?» - только и смог произнести он, наблюдая за тем, как медленно, с большим опозданием реагируя на приказы, действуют его лапы, пытаясь оттолкнуться от палубы, на которой вишневыми брызгами шипели его расплавленные внутренности.

«Шестнадцать пятьсот».

«Хорошо».

Хорошо, подтвердил ему внутренний голос, порождавший неожиданно гулкое эхо. Значит, сохранил еще достаточный запас прочности. Только что ты подарил Ринриетте полминуты жизни. Но это не все, что ты можешь ей дать.

В этот раз он поднимался куда дольше – тело теряло силы быстрее, чем он думал. Огромные руки дергались, как у контуженного, он почти не чувствовал их. Но все же он поднимался, скрежеща и лязгая, словно доисторический дредноут, побывавший в огненном пекле. Пробитый насквозь корпус пришлось прикрыть ладонью – оттуда высыпались превращенные в труху части. Расплавившиеся подшипники, изогнутые маховики, сплющенные ступицы – все это, почернев от жара, выглядело ему незнакомым хламом, а не частью собственного механизма. На лице Зебастьяна Урко промелькнуло удивление.