Александр Карнишин - Миниатюры [Сборник; СИ]

— И что?

— Вы не вежливы. Вот и народ говорит — не вежлив наш сосед, — «старшая» что-то записала в открытую амбарную книгу.

— Короче, пожалуйста, у меня ванна набирается.

— Ванна… Вот еще. Вы вышли к нам, не выключив воду? — она опять записала что-то. — Это показывает на вашу безалаберность, которая может привести к любой аварии…

— Да-да-да! — закивали соседи по дому.

— И еще — эта ваша страшная собака…

— У меня нет собаки.

— Черная такая, вот такого роста?

— Не моя.

— Хм… А все на вас ссылаются. Вот и соседи…

— У меня никогда не было собаки!

— Собаку, значит, вычеркиваем. А кошки? Ваши кошки?

— И кошек у меня нет.

— Как? И кошек? — она сняла в растерянности очки и стала их протирать, посматривая слепо сквозь стекла на свет. — Но кто-то же у вас есть?

— Нет. Я не держу дома животных. «Общественность» загомонила, забурлила, взмахивая руками. Только и было слышно:

— Грубит, животных не любит, воду пускает… Я закрыл дверь и пошел в ванную. Прикрутил краны, сыпанул морской соли, влил два колпачка какой-то пахучей жидкости, тут же давшей пену. Опять раздался звонок.

— Ну?

— Извините, мы не договорили.

— Послушайте, я уже все понял: я грубый, животных не держу и поговорить вам со мной не о чем.

— Да вы не так поняли, это мы просто для начала разговора. А на самом-то деле…

— Это мы вас на выборы, на выборы приглашаем! В воскресенье приходите обязательно. А уж за кого голосовать, думаю, вы и сами знаете, — подмигнул Иван Федорыч с первого этажа.

— Не приду. Я вовсе из другого города. Уже погружаясь в ванну, я со смешком вспомнил эти растерянные глаза. Действительно — о чем со мной говорить? Груб, животных не держу, в ванне отлеживаюсь, да еще и сам из другого города!

Рыцарь встает по будильнику. Если он не встает по будильнику, то его разбудит мама. Папа никогда не будит Рыцаря. Потому что вставать по будильнику — рыцарское правило. А кто его нарушает — тот просто ребенок. С ребенком занимается мама. Рыцарь делает зарядку. Каждый день он делает зарядку. Если он не делает зарядку, то какой он Рыцарь? Никакой. Любой перешибет такого Рыцаря. А все будут смеяться. Рыцарь умывается и чистит зубы. Даже когда выключена горячая вода, Рыцарь моет шею. И дело даже не в гостях. Просто не может настоящий Рыцарь ходить с грязной шеей. Рыцарь идет на кухню и завтракает. Рыцарь не хочет есть утром, но он должен. Иначе любой перешибет Рыцаря. А все будут смеяться. Сопя и потея, Рыцарь сам одевается и сам завязывает шнурки на ботинках. Потом Рыцарь с грохотом скатывается по лестнице в пустой подъезд, замирает у двери на мгновение, чтобы отдышаться, а потом бьет ладонью по красной кнопке замка. Как раз в это время Светка идет в школу мимо его дома. Она на самом деле давно вышла, потому что аккуратистка, и у нее все по плану. И портфель всегда собран правильно. И тетради обернуты. И домашняя работа выполнена. Светка несет свою голову гордо и красиво. Вокруг головы облако мелких светлых кудряшек. А сзади точно между лопатками у нее толстая золотистая коса.

— Привет, Светка! — кричит радостно Рыцарь. Светка неторопливо кивает. Ей уже холодно, но нельзя показывать, что давно ждешь.

— Давай портфель, что ли… Рыцарь Светы несет портфель и глупо улыбается. Ему самому не видно со стороны, но улыбка именно глупая. Потому что она без смысла. Просто улыбка, потому что ему просто так хорошо.

— Тили-тили-тесто, жених и невеста! — кричат сзади какие-то мелкие, которые, взявшись за руки, идут в детский сад. Светка и ее Рыцарь презрительно щурятся. А потом расплываются в улыбках и идут дальше. Рыцарь Светы не должен обращать внимание на всякие крики. Он должен нести портфель.

Утро он встречал радостно, с широко открытыми глазами. Потому что знал, что у него есть настоящий друг, и рано или поздно они встретятся за чашечкой чая с можжевеловыми шишечками. День проходил в веселых играх. И даже мысль, что где-то в воде водится большая рыба, вызывала лишь радость и смех. А друг эту рыбу просто любил. То есть не в том смысле любил, а просто он ее ел. С удовольствием. Вечером же ставил самовар, садился на берегу, смотрел на звезды и ждал друга. И только ветер иногда доносил их перекличку:

— Медвежоно-о-о-ок!

— Пингвинёно-о-ок!

Читателей надо любить. Читатели составляют большую часть человечества. Мало того — лучшую его часть. Именно читатели создали реальный мир. Тот, что вокруг нас. Это они построили города, возвели многоэтажные здания, провели канализацию и водопровод, замостили улицы и осветили их электрическими лампами. Это они, читатели, распространили культуру по всему свету. Они, а не писатели, изобрели книгопечатание, выдумали порох, перебросили мосты через реки, расшифровали египетские иероглифы, ввели в употребление безопасную бритву, уничтожили торговлю рабами и установили, что из бобов можно изготовить сто четырнадцать вкусных питательных блюд (не говоря уж о капусте). И вот когда уже почти все было готово, когда родная планета приняла сравнительно обжитой и благоустроенный вид, появились писатели. Надо заметить, что сами писатели — это бывшие читатели. Но писатели об этом как-то сразу забыли. Кротких и умных читателей стали троллить. Над ними стали издеваться. Книги, созданные для читателей, перешли полностью во власть писателей, и теперь делаются ими для себя. Потому что писатель, в отличие от читателя, никому и ничего не должен. Читатель стал жителем гетто. Ему разрешают читать и хвалить. И только. И не дай бог, если он похвалит не то или вдруг поругает это.

Ему объяснят, что место его — там, где он и находится. А властители умов, писатели, пишут то и так, как им хочется и можется писать. Авторитет читателей не пошатнулся. Он просто рухнул. Они, давшие миру Адама и Моисея, Иисуса и Марию, и многих иных достойных уважения и признания людей, принуждены теперь кривляться самым пошлым образом, чтобы только напомнить писателям о своем существовании. Боже, боже, которого в сущности нет, до чего ты, которого на самом деле-то и нет, довел читателя!

И были они не люди, а бесы. Правда, бесы из знаменитой семьи.

Этих-то братьев все у нас знали и регулярно поминали по делу и не по делу. Звали их: Бес Страшный, Бес Пощадный и Бес Помощный.

— За моим окном был стадион. И там школьницы бегали и прыгали. А кто не бегал, стоял у железного решетчатого забора, грыз семечки и громко разговаривал. Они всегда очень громко разговаривали, чтобы смотрели не на тех, кто сдуру бегает и прыгает, а на них, нормальных, в красивых платьях, с прическами.