JK Светлая - Змееносец. Легенда о летящем змее

Катрин слабо вздрогнула. Неприятное чувство кольнуло сердце.

— Кто пустил тебя сюда?

— Якул пустил. Якул всякого желающего пускает, когда с девкой наиграется, — проговорил заплетающимся языком разбойник и грубо схватил ее за руки, намереваясь стащить с сундука.

— Он не мог, — прошептала маркиза, подавшись к нему, как тряпичная кукла, не имея ни сил, ни желания бороться. Больше ничего не имело значения, если он позволяет любому подняться в свою комнату.

— Мог, еще и не такое мог! — заявил разбойник, стягивая с ее плеча одежду и слюнявя смрадным ртом шею. Потом потащил ее к постели — к тому самому ложу, на котором всего несколько часов назад… — Ну же, ведьма, ты же порадуешь напоследок Мусташа?

— Оставь меня, все равно ничего у тебя не выйдет, — пыталась она слабо упираться.

— Ну, с ним-то ты поласковее была, девка, придется сделать, чтобы и у меня вышло. А не то…

— Откуда тебе знать, какой я с ним была, — зло рассмеялась Катрин. — Думаешь, за что он меня повесить решил?

На мгновение Мусташ оторвался от ее шеи и поднял мутный взгляд на лицо.

— У? — спросил он многозначительно.

Катрин оттолкнула разбойника от себя и выхватила у него из-за пояса кинжал.

— Оставь меня, говорю! — уперла она лезвие ему в грудь.

— Вот же дурында! — ошалело протянул разбойник и толкнул ее на постель.

Зажмурив глаза, Катрин взмахнула кинжалом, стараясь попасть по гадкой бородатой морде, и после дернула с постели шкуру, заворачиваясь в нее. Мусташ схватил ее за руку и выдернул из тонких пальцев оружие, отбросив его в сторону. И, ни слова более не говоря, навалился на женщину, откидывая в сторону шкуру, не давая ей вырваться, рванул край ворота, ткань с треском разорвалась, обнажая грудь. И в этот момент за его спиной кто-то по-змеиному зловеще зашипел:

— Одной ведьмы не боишься, а две тебя в могилу сведут.

Мусташ вздрогнул и обернулся. Высокая худая тень черным пятном стояла на стене. Тень шевельнулась и двинулась в его сторону.

— Она проклянет. Я прокляну. А завтра сорвешься в пропасть, что за виселицей.

Спихнув с себя испуганного разбойника, Катрин быстро переместилась по кровати дальше от него, натягивая на себя шкуру и не сводя глаз с приближающейся тени.

— Никталь, это ты? — спросил дрожащим шепотом Мусташ.

— Нет, твоя некрещенная мать, родившая тебя от пса! Уйди с глаз, чтобы не было. И никогда больше не заходи в эту комнату.

Мусташ закивал, зачем-то поправил шкуру на Катрин и опрометью бросился к двери.

Тень же приближалась теперь к постели, покуда пламя свечи не осветило уродливые шрамы на лице Никталь.

— Говорила же — берегись, — проворчала ведьма. — Твоя сила тебя же и губит.

— Не важно теперь, — спокойно ответила маркиза и отвернулась от ведьмы.

— Я несла Якулу мазь — сама из трав варила. Шрам его врачевать. А выходит, к тебе. Вся башня шумит — завтра повесят пленницу. Пойдем со мной. Уведу тебя.

— Не пойду никуда, — глухо из-под шкур донеслось до Никталь.

Ведьма села на постель возле маркизы и вздохнула:

— Горе лишило тебя разума. Пока жив человек, все возможно. Это мертвому одна дорога — в землю. Ты сама о том лучше меня знаешь.

— Оставь свои загадки для Якула. Мертвый решил остаться на земле. Я займу его место в могиле. Кому до этого какое дело?

— Он без тебя жить не будет. За собой его унесешь.

— Зелья ему какого дашь. Он и забудет обо всем.

— Я не ведьма. Я только людей могу пугать — с таким лицом не великое дело. Врачую да по руке читаю. Видела я ладонь его. Пойдем, хорошая, бежать тебе надо. После вернешься за ним. А иначе обоих не будет.

— А коли не ведьма — так и не знаешь ничего, — усмехнулась Катрин и села на постели. — Граф Салет просил короля отдать меня, чтобы на костер отправить. И как ни старался Его Величество спасти меня, а оказалась я здесь, чтобы на виселицу угодить. Значит, лишняя я на этом свете. Так лучше уж в петле от его руки, чем в огне по воле Салета.

— Глупая ты! — рассердилась Никталь. — Говорю: бежим! Молодая, жить надо. Не жить — успеешь еще.

Маркиза негромко, легко рассмеялась. Встала с кровати, прошлась по комнате, сделала несколько глотков вина из кувшина, поморщившись от его сладости. После резко обернулась к Никталь.

— Я давно уж не живу. Да только никто понять не хочет. А ты ступай. Не уйду я. Моя жизнь ему принадлежит. И он ею распорядился.

Ведьма покачала головой и, поднявшись на ноги, медленно прошла к двери. На пороге она снова посмотрела на маркизу. В разорванной на груди одежде, со злым взглядом, с обреченностью во всем своем виде… Сердце Никталь болезненно сжалось.

— Ты живая, — прошептала она. — Возле него ты живая. И он возле тебя — живой.

С этими словами Никталь бросилась вниз, туда, где давно уже поусыпали разбойники. Но Шаню среди них не было. Устало вздохнув, она вышла во двор, вдохнула морозный воздух, только успокоившийся после метели, и посмотрела на готовый уже помост — его установили с вечера. На этом помосте сидел Шаню, свесив ноги, и грустно смотрел наверх, на башню.

Никталь подошла к нему и проследила за его взглядом. Она никого не видела за зубцами.

— Якул там? — тихо спросила она.

— Сейчас там. Где ж ему еще быть — рассвет скоро.

— Надо остановить его, цыган.

— Я к нему не пойду. Я еще жизнью не надышался, ведьма. Ты его не видела, когда он ее у пленника в объятиях поймал. А я видел. Он будто не он стал, разума лишился.

— Тогда надо ее заставить уйти из башни. Сейчас. Шаню, ты же великий пройдоха! Придумай что-нибудь.

— Эй! Ведьма! Только дурак станет пилить сук, на котором сидит!

Тут оба раскрыли рты и посмотрели наверх, где над их головами раскинулась крона дерева, на котором столько перебывало висельников.

30 декабря 2015 года, Париж

Клод спал. Оказывается, дети прекрасно засыпают под звук работающего телевизора. И работает это не менее эффективно, чем колыбельные песни. Ей пришлось разучить несколько в Трезмоне — телевизора в двенадцатом веке, увы, не было. Мари, прикрыв глаза и откинувшись на спинку дивана, только слушала ведущего кулинарного шоу и вяло рассуждала о том, что надо что-то решать. До бесконечности так продолжаться не может.

Она не имела ни малейшего представления о том, что произошло в Фенелле, и для чего Мишелю понадобилась Катрин. Но теперь у нее на руках трое детей и на носу кошмарная депрессия. Однако впадать в нее было не самой лучшей идеей. Именно потому, что детей трое. И что теперь с ними делать, она не имела ни малейшего представления.

Одно ясно наверняка.

Лиз де Савинье они уже достали.

«Господи, ну что с тобой? Что ты делаешь?» — отчаянно подумала Мари.

И услышала, как в двери поворачивается ключ.