Терри Пратчетт - Наука Плоского Мира

Когда запасы гелия в ядре будут исчерпаны, звезда снова разделится на два слоя: внутренний, где гелий превращается в углерод, и внешний, где идут реакции синтеза гелия из водорода. Внешняя оболочка снова расширяется, и звезда во второй раз становится красным гигантом. После этого внешний слой начинает рассеиваться, обнажая раскаленное ядро. Слой за слоем звезда теряет свое вещество и уменьшается в размере. Наконец, когда внешняя оболочка полностью рассеется, ядро возвращается в вырожденное состояние. В этот момент звезда превращается в белого карлика.

До конца главной последовательности Солнца осталось примерно 5,7 миллиарда лет, а потом: бабах! Красный гигант выжжет Землю дотла или вообще полностью поглотит ее. Но не стоит из-за этого беспокоиться. Среднестатистический период существования видов составляет 5 миллионов лет. Так что к тому моменту от нас и следа не останется.

Планеты нельзя назвать таким уж благоприятным местом обитания. Даже если живым существам удается найти свое место (приятная кислородная атмосфера с озоновым слоем, который защищает от вредного ультрафиолетового излучения, замечательный ил на морском дне и длинные периоды релаксации температурных колебаний в атмосфере), в запасе Вселенной хватает разнообразных катастроф, способных нанести серьезный ущерб жизни на нашей планете. Или полностью ее уничтожить.

Тем самым мы вернулись к первоначальному вопросу. Настолько ли хрупка жизнь, что наше существование — всего лишь результат невероятного везения? Или она все же устойчива и является обычным явлением? Может ли жизнь приспособиться к любым условиям, в которые ее поставит Вселенная?

Пока мы не сможем отправиться на другие планеты и исследовать их (при условии, что жизнь там действительно есть), дать обоснованный ответ у нас не получится. Ситуация осложняется так называемым «антропным принципом». Предположим, что во Вселенной жизнь встречается крайне редко, и на многих планетах ее нет вовсе, либо из-за всех ожидающих ее катастроф она не смогла просуществовать достаточно долго. Тем не менее, существует огромное множество галактик, каждая из которых насчитывает миллиарды или даже триллионы звезд. Даже если шансы на выживание чрезвычайно малы, рано или поздно удача должна была улыбнуться одной из планет. Часть планет должна была попасть в число счастливчиков — так гласит теория вероятностей.

Нашей планете, очевидно, повезло, поскольку жизнь на ней и правда существует. И потому уже не важно, насколько малой была вероятность нашего выживания раньше. Мы не можем считать себя типичным явлением. Вероятность существования жизни на нашей планете равна 100 %, поскольку жизнь уже существует. А, значит, мы не можем, опираясь на сам факт нашего существования, сделать вывод о том, что шансы на выживание относительно велики. Какими бы они ни были, сейчас мы живы. В этом случае сторонники антропного принципа могут вполне обоснованно запугивать нас. Пусть жизнь возникает на всех планетах, если дать ей достаточно времени, — возможно, на некоторых планетах даже могла быть жизнь, обладающая экстеллектом. Но мы можем оказаться единственными выжившими, задавшими вопрос о существовании жизни.

С другой стороны… Тот арсенал проблем, которыми располагает Вселенная указывает на приспособляемость и разносторонность жизни. Земная жизнь не похожа на кучку выживших, которым просто повезло. Скорее, жизнь — это группа крепких ребят, которые смогли справиться со всеми препятствиями, вставшими у них на пути. Конечно, они несли потери и иногда весьма серьезные. Но если хотя бы несколько из них выживают, довольно скоро жизнь снова покрывает планету, поскольку способна к размножению — быстрому размножению. Какой бы ни была катастрофа, жизнь снова воспрянет.

Во всяком случае, так было до сих пор.

ГЕКС снова погрузился в напряженные размышления. Управлением небольшой Вселенной потребовало намного меньше времени, чем он ожидал. На самом деле, она более или менее управляла сама собой. Гравитация не требовала постоянного присмотра, формирование дождевых облаков происходило без серьезных помех, а дождь из них шел каждый день. Шары вращались вокруг друг друга.

ГЕКС не было жаль погибших крабов. Их появление не казалось ему чем-то непостижимым. Он смотрел на них, как на свершившийся факт . Однако подслушивать за Крабчеством [97] В оригинале «Crabbity» — слово образовано от «crab» («краб») по аналогии с «humanity» («человечество») — прим. пер. (так они себя называли) было интересно — они размышляли о Вселенной (с точки зрения крабов), рассказывали легенды о Большом Крабе, которого отчетливо видели на Луне, передавали из поколения в поколение записанные непонятными значками мысли великих крабов и писали стихи о том, как благородна и хрупка крабья жизнь — насчет последнего они, как оказалось впоследствии, не ошиблись.

ГЕКС размышлял: если есть жизнь, рано или поздно она обзаведется интеллектом. А интеллект однажды положит начало экстеллекту — если это не так, значит, интеллект просто не находит себе применения . В этом было отличие между маленьким представителем морских ракообразных и сплошной стеной из мела.

А еще ГЕКС думал над тем, стоит ли поделиться своими соображениями с волшебниками, особенно учитывая тот факт, что они были частью одного из наиболее интересных проявлений экстеллекта во всем мире. Но в то же время ГЕКС знал, что его создатели были бесконечно умнее его. И к тому же мастерски владели искусством перевоплощения.

Преподаватель Современного Руносложения разработал прототип нового организма.

«Собственно говоря, для начала нам нужен самый обычный моллюск», — объяснил он волшебникам, рассматривающим картину на доске. — «Здесь можно пользоваться магией — так что мы перенесем его сюда, попробуем применить несколько заклинаний роста, а дальше предоставим дело Природе. Вымирание, похоже, уничтожает все живое, поэтому постепенно его черты станут доминировать».

«А напомни, какого он будет размера?» — не без критики уточнил Чудакулли.

«Конус высотой около двух миль», — ответил Преподаватель, — «а основание — примерно четыре мили в диаметре».

«Тяжеловато ему будет двигаться», — заметил Декан.

«Вес раковины, конечно, будет мешать движению, но, думаю, за год-два он сможет пройти расстояние, равное его собственному размеру».

«И чем же он будет питаться?»

«Всеми остальными».

«Например…»

«Всеми. Я бы порекомендовал сделать у основания всасывающие отверстия, с помощью которых он мог бы отфильтровывать из морской воды пищу вроде планктона».