Екатерина Лесина - Понаехали! [СИ]

И роскошный шлем.

— Мертвец, — Ежи ничуть не удивлен.

— Благодарю, — чужак прижимает раскрытые ладони к груди и сгибается в поклоне. — Теперь… нам дозволено уйти.

— Я… рад.

Ежи и вправду рад, ибо… что бы ни было в прошлом, оно там и осталось.

— Знаю. Доспех себе забери…

— Спасибо, но…

— Забери, — мертвец непреклонен. А паренек всхлипывает тонко-тонко. Вот ведь, навязали охранничка.

— Заберу, — Ежи поклонился, ибо, кем бы ни был стоящий перед ним человек, но мертвецы требуют уважения. И тот усмехнулся легко-легко.

И рассыпался пылью.

Вот так-то…

…существо взмахнуло рукой, и заскрипели столетние дубы, закачались. Посыпалась с потолка побелка, а Стася подумала, что этак и весь дворец-то рухнет.

— Прекрати! — царица выступила, но лишь затем, чтобы, охнув, опуститься на пол. И заворчал зверь, бросился, но с визгом полетел прочь.

Тварь же повернулась к Стасе.

Человек?

О нет, ничего-то человеческого в ней не осталось.

— Демон? — робко поинтересовалась Стася, но потом подумала, что ответ ей как бы и не особо нужен, поскольку, если честно, вряд ли что-то да изменит.

Демон там или нет, но… тварь определенно не лучилась дружелюбием.

Цесаревич поднял меч, и засветился. Вот так взял от самой макушки до пят засветился, сам. И меч тоже. Выглядело это… соответствующе моменту.

И вправду, чем еще демона побороть, если не мечом сияющим?

Но тварь оскалилась и зашипела. Она двинулась к царевичу, переваливаясь с ноги на ногу, как-то неловко, будто непривычно ей было двигаться в человеческом-то теле. А тот стоял.

С мечом.

С воздетым над головой мечом. Героически так… и Стася подумала, что нужно что-то сделать, но вот… что?

Она попыталась воззвать к силе, однако та молчала, то ли ушла вся на прикладную ботанику, результат которой несколько переменил интерьеры дворца, то ли просто не желала связываться с этой вот, если подумать, совершенно посторонней Стасе историей.

В общем, волшебства не осталось.

Коты… урчали и расселись этаким кружком, уставившись на демона круглыми глазами. Причем смотрели превнимательно, не скрывая изрядного своего скептицизма.

Только Бес рокотал.

Антошка… тихонько сидел, тоже не спеша демонстрировать излишний героизм. А демон шел. Царевич стоял. И было все как-то…

Странно, что ли.

А потом меч начал движение. Он сорвался и рухнул вниз сияющей полосой, чтобы разбиться о невидимый щит, демона защищающий.

И тот рассмеялся.

Или та.

Смех все-таки остался женским.

— Я… заключила сделку, — сказал демон. Или все-таки «сказала»? — Когда… поняла… что иного пути нет… моя жизнь… ничто… я принесла жертву. И получила право сохранить душу. А еще… ни ты, ни кто иной твоего рода… не причинит мне вреда.

Сказала и растопыренной рукой пихнула царевича в грудь. Она казалась невысокою, хрупкою, не способною причинить хоть сколь бы серьезный вред, но царевич покачнулся.

И рухнул.

А демоница — все-таки Стася решила, что это женщина — повернулась к старшему.

— Чего ты хочешь? — спросил он, глядя в черные глаза.

— Смерти.

— Моей?

— Твоей. Его. Его, — демоница указала и на младшего царевича, что стоял и хмурился, верно, переживая, что ему пламенеющего меча не досталось. — Её…

— Матушка в чем виновата?

— Она жена его… — сказала демоница. — Перед богами. Муж и жена становятся едины… вы все одного рода, одной крови…

Стася нахмурилась.

Что-то в этом определенно было, но вот… не сейчас. Демона следовало остановить. Что бы там в прошлом ни происходило, это же не повод сейчас революцию устраивать! Стасе в этом мире еще, между прочим, жить. Если получится.

А жить лучше в мире.

— Стой! — крикнула она, но демоница не услышала.

— А… если я предложу тебе откуп? — старший царевич смотрел в глаза. — Возьми меня… братьев… мы согласны… но сохрани державу.

— Державу? — демоница, кажется, удивилась.

— Ты… можешь взять тело. Можешь. Займи мое. Или Свята… не важно. Главное, не допусти смуты. Если будет, кому наследовать, бояре успокоятся… не совсем, но ты справишься. Сумеешь навести порядок… это будет справедливо. Ты… твои дети останутся на троне. Да и сама ты… если уж из-за него все. Возьми.

— Я?

Бес заурчал и хвостом дернул.

— Ты. Медведевы, конечно, захотят сами… они ведь думают, что сами бунт затеяли. Заключат союз с кем-то из бояр, если уже… чтобы поддержали. Другие будут против. Начнется война. И соседи не откажутся отхватить себе кусок. А если будешь ты… ты найдешь на них управу. Так что… я согласен. Забирай меня. Душу. Жизнь. Что там еще тебе надо…

…все ж таки сложно с мужиками.

То они жениться желают, от прямо тут, без промедления, то подвиг совершить, то еще какую глупость. Баська подавила тяжкий вздох, на суженого глядя с укоризною. Между прочим, тварюка тоже глядела, однако с удивлением. Тоже, небось, поверить не способная была, что человек в здравом уме будет этакие глупости городить. Душу он отдаст… душа в божией власти находится, и не след ею торговать, особенно со всякими тут… нечисть обманет.

Это и дитяти известно. А цесаревич… даром, что вымахал здоровущий, вона, макушкою до притолоки мало-мало не дорос, а ума под этою макушкою немного.

И Маланька хмурится.

Своего щупает и хмурится.

Недобро так.

Вона, меч подобрала, в руках покрутила и оставила. И верно. Он и с виду тяжеленный, а вот поясок узорчатый — самое оно.

— Хорошо, — сказала тварь, широко так усмехнувшись, радостно. — Я согласна.

Он тут-то Баська и поняла: не видать ей личного счастья.

Сейчас тварь возьмет и сожрет, сперва царевича, — он-то, конечно, сам виноватый, если дурак, однако же у Баськи планы! — а потом и за прочих примется, кого только сумеет.

Баська поглядела на Маланьку.

А та…

Баська присела тихонько и рукой пошарила. Дубы-то проросли здоровущие и пол каменный изрядно поломали, а стало быть, найдется камушек… камушком-то против нелюди воевать сложно, но не воевать…

…да чтоб дочь купеческая честная взяла и тихо померла?!

Не бывать такому!

…камень…

…не камень, а лучше если… кочерга какая… или сковородка, чтоб такая, тяжеленная, из свиного железа деланая, которой давече Антошка хвалился. Баська её тоже взяла поглядеть, так едва удержала. Еще сказала, что такою сковородою только нежить воевать, а не блины печь.

Она пискнула, когда пальцы нащупали знакомую рукоять, деревом узорчатым убранную.

Нащупали.

Стиснули.

И… когда тварюка склонилась к царевичу, будто поцеловать его желая, на самую макушку ей и опустили. Может, оно и дух неупокоенный, местью объятый, но нечего при честной девке жениха ейного целовать!