Екатерина Лесина - Понаехали! [СИ]

Стася видела.

И это было страшно. Ей хотелось отвернуться, закрыть глаза, но вместо этого она заставляла себя сидеть и смотреть.

Считать.

И не сбиваться.

Кто-то тихонько плакал, подвывая. Кто-то матерился. А Стася вот смотрела. И потому уловила момент, когда Ежи покачнулся да начал тихо клониться набок. Она успела подскочить к нему, откуда только силы взялись, да подхватить, уложить на лавку. И сказать последней твари, темной и страшной:

— Он… пока не сможет.

— Ты? — вполне внятно поинтересовалась тварь.

Она была уродлива.

— Анастасия, вам лучше отойти… — жестко произнес князь. И в руке его вновь огонь вспыхнул. — Это существо крайне опасно.

Опасно.

Стася видит. Понимает. Только, что с того понимания?

Игруша зашипел, а князь дернулся.

— Вы этак терем спалите, — проворчала Стася, пытаясь понять, что ей делать. Ежи дышал, но определенно пребывал в том состоянии, когда спасение мира — дело самого этого вот мира. Игруша же переминался, явно выказывая нетерпение.

И недовольство.

Он, проковыляв к Стасе, неловко поднялся на кривеньких ножках:

— Пусти!

— Я не знаю, как, — Стася готова была расплакаться. — Погоди, Ежи очнется и отпустит тебя…

— Проще уничтожить, — князь не собирался убирать пламя с ладони, которое горело ровно и спокойно, явно не собираясь исчезать.

Игруша оскалился.

— Тише. Никого он уничтожать не будет.

— Я могу!

— Не сомневаюсь.

Вот почему мужчины такие идиоты? Не все, изберательно, так сказать. Неужели не видит, что это по сути своей страшный, но все-таки ребенок.

— Иди сюда, — Стася протянула руки и существо, мгновенье поколебавшись, все-таки бросилось к ней, вскарабкалось, цепляясь за подол острыми коготками. А там, прижавшись к платью, вовсе затихло. Странно было все. И то, что больше Стася не испытывала к нему отвращения.

Нет, она осознавала, что это нечисть.

Или нежить?

Живым он точно не было. Живые Стасей воспринимались иначе. Но и черноты, той, которую она из Дурбина потянула, тоже не ощущалось.

А было…

— Потерпи немного, ладно? — она провела ладонью по горбатой спинке. — Ты устал тут. Но я действительно не знаю, как тебе помочь. А он вот знает.

— И это надо еще выяснить, почему, — проворчал в сторону князь, рука которого стала ощутимо подрагивать. То ли пламя было тяжелым, то ли изображать из себя вечный огонь было не легко.

— Но он устал. Сильно.

— Пусти, — проныл игруша, пытаясь свернуться на коленях клубком.

Бес, подобравшись к краю стола, глянул на несуразное это существо и фыркнул, отвернулся, верно, счел не настолько опасным, чтобы внимание уделять.

— Как?

— Ведьма, — проблеяла Марфа, некрасиво оскалившись. — Видишь, добрый господин, это все она! Как есть она! В мой дом пришла! Притянула тварей своих…

— Молчи.

— А на всякий роток не на кинешь платок! Ты поглянь, поглянь… и ты, Фролушка… поглянь… вона, они как… к ней тянутся, как к мамке родной…

— Мамка, — повторила игруша, вздрагивая и разворачиваясь. И жалобно проблеяла: — Ма-а-амка… мамка, пусти!

— Она это… как есть она! Мои люди подтвердят! Притянула, подкинула…

— Мамка! — игруша, скатившись на пол, заковылял к почтенной вдове. И голос его менялся, делаясь ниже, грубже. — М-мамочка…

— Уберите его!

— Не могу, — сказала Стася, чувствуя, что притихшая было сила наливается и вновь пробует на прочностью Стасину волю. А воли этой и нет. Откуда воле взяться, когда все так… так…

Несправедливо!

— Пусть будет по-справедливости, — сказала она, будто кто-то иной, выше, вытолкнул из Стаси эти слова.

— П-по с-с-справедливости, — согласилась тварь уже взрослым голосом. — Правда, мамочка…

Кто-то охнул, а Стася… Стася взяла и в обморок упала.

Нечаянно.

— Руки убери, окаянный! — полежать в обмороке ей не позволили.

— Она моя невеста!

— От когда женою станет, тогда и лапать будешь, — брюзгливо произнесла Баська. — А то ишь, много вас тут, женихов, вьется.

— Я не вьюсь!

— Ага…

— Да что ты вообще себе позволяешь, знаешь, кто я?

— Кто? — на лоб Стасе шлепнулась мокрая тряпка, с которой потекло на лицо, на волосы и на губы. Стася даже сглотнула, но зря, ибо вода оказалась кислою.

— Князь Радожский!

— Ага…

— Чего «ага»?

— Всего… мне моя нянюшка сказывала, что была у ней подруженька в молодые годы, к которой тоже все князь один захаживал. Женихался. А после, как у ней живот попер, то и сгинул, будто его и не было.

Стася подумала, что если тихонько открыть глаза, хотя бы один, то она сможет увидеть выражение лица Радожского, которое наверняка стоит того, чтобы быть увиденным.

— Так что иди-ка ты, князь, отсюдова, — присоветовала Баська и тряпкой по Стасиному лбу поелозила, будто до того мокроты было мало. — Делом от займись.

— Каким же? — ехидно поинтересовался Радожский.

— А то я ведаю? Государственной важности, — Баська произнесла это важно. — А то ить… столица, а развели тут непонятно что…

Спустя мгновенье хлопнула дверь.

И Баська велела:

— Открывайте уж глаза, убрался энтот… жених… тоже мне, только познакомиться успел, а уже в женихи лезет. Вы, госпожа ведьма, не больно-то привечайте, а то рожа-то у него наглющая. Такому спуску давать нельзя.

Глаза Стася все-таки открыла и тотчас закрыла, ибо в них попала вода.

Или это не вода?

Не важно, главное, что попала.

Она глаза вытерла рукавом и спросила:

— Что там… произошло?

— Страх, — Баська тряпицу подняла и ловко выкрутила, поболтала в миске и, вытащивши, вновь выкрутила. — А мне эта баба сразу не глянулась. Но кто ж знал… я от и думаю, что такого в жизни не было, чтоб мне не спалося. Одного разу только, когда слив на ночь наелася. Но тогда-то по своей дури виноватая, всю ночь живот крутило, просто спасу не было. Однако же ж туточки я слив не ела. А спала маятно.

Тряпку она Стасе протянула.

— Папенька злой весь, прям бородища дыбом. Никанора лежит… вроде спит. Думаю, что спит. Он все одно велел целителя кликнуть, но кликать некому. Все туточки, как стояли, так и повалилися, когда Марфа того…

— Чего?

— Сожрали её.

— Совсем? — зачем-то уточнила Стася, хотя, наверное, если бы частично, легче бы от этого не стало.

Баська задумалась.

— Поршни ейные остались, — пискнула Маланька, которая сидела бледна-бледна, только в миску вцепилась. — И еще заушницы.

— Проклятые, небось.

— А то… — Маланька икнула. — Папенька приходил…

— Долго я тут…

— Ну, папенька сказал, что аккурат вы тварюку на Марфу спустили…

— Я никого не спускала!

— …и сомлели. Она сожрала, стало быть, но скоренько. А после и сама сгинула. Тогда-то мажик энтот вас и понес. И папенька с ним. Для приличия.