Екатерина Лесина - Провинциальная история [СИ]

— Отрешиться не выйдет, — Евдоким Афанасьевич бороду пригладил и по гостиной прошелся, остановился по-за собственным телом, которое ныне на Ежи и вовсе впечатления не произвело.

То ли устал он уже впечатляться, то ли после ведьмака немертвого нынешний труп гляделся вполне себе обыкновенным, приличным даже.

— Ведьмаков, стало быть, повывели?

— У нас их полагают вымыслом…

— Не удивляет… их и в мои-то времена немного было. Да и побаивались ведьмаков куда сильнее, чем магов да ведьм вместе взятых.

— Почему?

Ежи покосился в зеркало, что стояло в дальнем углу. Но ничего-то особо пугающего в собственном отражении не увидел.

— Может, потому что только вам дадена сила над смертью. Если исходить от начала, то… и маги, и ведьмы используют силу мира, но силу рождения, созидания. Даже в основе разрушительных боевых заклятий лежит стихия жизни, будь то огня или воды, или земли, или иного чего.

— А я?

— А ты… и тебе подобные, а они есть, поверь, просто зачастую сами не ведают о сути своей, но мир стремится к равновесию, и если есть жизнь, то есть и смерть. И сила её. Есть… многое, о чем и мы не ведали, а вы, подозреваю, вовсе забыли. Не по своей вине, но… когда-то кто-то постановил, что магов надобно учить. И дело хорошее, да… но вопрос в том, как учить и чему? И нужны ли стране вовсе могучие маги, каждый из которых сябелюбив и непокорен? Такие, которые способны и государю ответить, если нужда придет. Или же лучше иметь не таких могучих, но куда более покорных, знающих, что долг их служить государю и земле беловодской…

Евдоким Афанасьевич сжал посох боярский и руки его сделались плотны. Показалось вдруг, что еще немного и вовсе преодолеет он границу миров, шагнет на запылившийся ковер, осмотрится да и отвесит Ежи затрещину. Не со зла, но так, поддержания авторитета ради.

Алмаз же потемнел.

Не до черноты, скорее уж в вороново перо пошел, то ли темно-синий, то ли темно-зеленый, то ли еще какой… а силы будто и не убавилось.

Или…

Нет, не убавилось. Она по-прежнему стекалась в Ежи и с комнаты этой вот, и со всей башни. И оставалось лишь надеяться, что камней в шкатулке хватит, чтобы он не сгорел.

— Но я не о том… ведьмаки и всегда были неудобны до крайности. Так уж вышло… многого не расскажу, ибо и сам не знаю. Как-то вот… не случалось сталкиваться. В мое время их воспринимали этаким неизбежным злом, ибо были вещи, лишь им доступные. Проклятье там снять родовое… или наложить. Не без того… мертвеца упокоить.

— Или поднять? — не удержался Ежи.

В себе он пока желания поднимать мертвецов не ощущал. И тот единственный, оставшийся в башне, был тих и смирен.

— Или поднять. Они могли нежить изничтожить. Или породить…

— Действительно, странно, что их побаивались…

— Это у тебя нервное, — снисходительно произнес Евдоким Афанасьевич. — На самом деле, что ведьмы, что маги, что ведьмаки — это в первую очередь люди. Со своими страстями, желаниями, слабостями и обидами. И такое вот… кто-то сумеет с собою справиться, а кто-то и нет… помнится, доводилось мне читать труд одного чародея, Морринера из Зеленых холмов, кажется, так… описывал он деяния человека, прозванного Черным, упирая всецело на мерзость их. Дескать, убил этот самый человек и братьев своих, и отца, а после поднял и под руку свою поставил служить. Мертвых, да…

По спине побежала струйка пота.

— Морринер именовал его безумцем…

— А на самом деле?

— На самом деле… кто ж его знает, что там приключилось на самом деле… но читал я еще воспоминания ведьмы, которой случилось жить в те времена. И вовсе иную историю она рассказывает. О юноше, чей отец погиб, а мать вновь вышла замуж. Да только не случилось между новыми родичами ни любви, ни понимания. И юношу этого, родившегося слабым, всячески унижали, после и вовсе решили глаза выжечь и язык отрезать.

Пота стало больше, то ли от жара, то ли…

— И там уже, в темнице запертый, ослепленный, воззвал он к иным ликам богов, и те ответили. И наделили его силой… ведьма писала, что видела мертвецов, чьими глазами он видел, чьими ртами говорил. Писала про страх людей перед ним, но не про то, что силу свою он использовал во вред. Еще писала, что он нашел жену, и та родила детей, и что от тех детей пошел один ныне весьма влиятельный род… то есть это она уже не писала, это я сам дошел. Так что… сила тебе дана, а на что ты её используешь, тебе решать.

— Но… — Ежи отложил еще один камень, почудилось, что этот был самую малость светлее. — В том и дело, что я понятия не имею, как её использовать! А если…

…ладно, одно дело, если он окажется пустым бессильным ведьмаком, и не сумеет совладать ни с родовыми проклятьями, ни с нежитью. С нежитью вот неплохо обыкновенные маги справлялись, выжигая её очистительным пламенем. Но если Ежи, наоборот, силу не удержит?

И та выплеснется?

— Правильно боишься, — Евдоким Афанасьевич гляделся донельзя довольным. — Получается?

— А? Да…

Третий камень наполнился и вовсе быстро. Этот вышел темно-красным, какими алмазы не бывают. Рубины вот, да и то не всякие.

— Вот и с остальным получится, если потихоньку разбираться… жить будешь при доме.

— Спасибо, — Ежи выдохнул, и сила, его окружавшая, пришла в движение, закружила, водоворот рождая.

— Спокойно! — рявкнул Евдоким Афанасьевич. — Она три сотни лет копилась, почитай… давай, вдыхай и… не она над тобой властна, а ты над нею.

Ежи хотел было кивнуть, но испугался, что малое это движение вновь потревожит облако силы. И потому остался недвижим. У него вышло замедлить этот водоворот, а после… после он сам не очень понимая, что творит, просто сунул под него камень. И тот разом почернел, будто в огонь угодил. И черный, горячий, будто уголь, упал на столешницу.

Покатился.

— Спрячь его, — Евдоким Афанасьевич склонился над этим угольком. — От греха подальше… и остальные тоже.

Камни ушли почти все. Последние, правда, окрасились едва-едва, но Ежи чувствовал, что упрятанной в них энергии хватит не на одно проклятье.

— Ведьмаки — это нечто среднее между магами и ведьмами, — Евдоким Афанасьевич задумчиво постучал пальцем по навершию посоха. — Они пользуют внешнюю силу напрямую, как ведьмы, но в то же время многим для того нужны инструменты, навроде рун или заклятий… самое большое отличие в самой силе.

Ежи ссыпал камни в другую шкатулку, благо, в шкафу обнаружилось их превеликое множество. Некоторые с каменьями, некоторые — с пылью, в которую обратились травы. В иных лежали вещи, менее подверженные времени: чешуя, когти или кости, куски металла, а порой и почти готовые амулеты.

Он нашел золотые монеты.

И украшения, которые вернул, лишь подумав, что одного перстня тонкой работы хватит, чтобы купить братцу не только деревню, но и все окрестные земли.