Екатерина Лесина - Понаехали!

Смех.

Веселое шлепанье босых ног.

И снова смех. Едва слышный зов:

- Поиграй с нами!

Плач, от которого сердце останавливалось. И тут же вновь:

- Поиграй, поиграй…

Эти голоса – Аглая ближе к рассвету поняла, что их несколько – и заставляли отступать, пятится к постели, на которой разлеглась пушистая кошка. В темноте её глаза отливали отраженным светом, а шерсть казалась вовсе белой.

Кошка урчала.

Ворчала.

И голоса отступали.

- Звать на помощь бесполезно, - сказала Аглая кошке, потому что молчать было выше её слабых сил. – Все спят. И не проснутся, даже если пожар приключится. А он рано или поздно приключится. Или не пожар.

Она тихонько вздохнула и, забравшись на кровать, - игрунки, верно, почуяли неладно, а потому в Аглаину комнату не совались – добавила:

- Завтра надо будет сказать… только кому?

По-хорошему следовало бы доложить Эльжбете Витольдовне, чтобы уж она собрала комиссию, с магами, с людьми государевыми, которых положено звать в подобных случаях. Но вот… послушают ли Аглаю? Нет, должны бы, но… но вдруг послушать послушают, а её запрут?

В школе?

Или… или отдадут Гурцееву, который тоже запрет, но не в школе?

Станут опять говорить… всякое. Аглая уже поняла, что говорить ведьмы умеют красиво, и как знать, не поверит ли она вновь, что все правильно, что все так, как должно?

Глупый страх. И долг велит одно, а сердце трясется заячьим хвостом.

- Если не скажу, то… плохо. Они ведь не просто так появились, - Аглая погладила кошку, которая от прикосновения этого заворчала. – И сильные, если весь дом убаюкали. Тут до беды недолго… может, уже даже… но… поверят ли?

Кошка вздохнула.

И Аглая тоже.

А потом раздалась песенка, которая без слов, чем-то напоминающая мурлыканье, и стих шепоток, и звуки шагов тоже стихли, и вовсе стало тихо-тихо.

- Я скажу ей, - решила Аглая, прикрывая глаза. Сон, с которым она так старательно боролась, все же подкрался. – Она умная… она поймет, что нужно делать.

Глава 10 В которой князь наносит весьма своевременный визит

Глава 10 В которой князь наносит весьма своевременный визит

Золотое правило: у кого золото, у того и правила.

Из откровений некоего Фимки Кривого, бездельника и лиходея, которому удалось дожить до седин и даже пристроиться в хорошие крепкие женские руки.

Утро не задалось.

Еще с ночи не задалось, когда Стася, воротившись в комнаты – в них было все так же душно и тяжело – пыталась уснуть. Она до рассвета проворочалась на мягких перинах, которые стали вдруг то слишком уж мягки, то чересчур комковаты, да без толку.

Сон не шел.

И мерещилось вот…

Бес, что улегся в ногах, тихо урчал, но урчание его нисколько не спасало. А потом сквозь ставни пробился тонкий луч, и Стася поняла, что и дальше притворяться спящей смысла нет.

Вот ведь…

- Конь? – почтенная вдова, еще более грузная и краснолицая, чем прежде, поджала губы. И щеки её надулись двумя пузырями, а три подбородка легли один под другой, прикрывая шею. – Какой конь? Коней у меня много. Оставляют.

Она сидела во главе стола, на который молчаливая, какая-то измученная челядь, выставляла пироги да плюшки, несла молоко, сливки и миски с творогом. Кувшины да ковшики, полные, что молока, что кваса, что иных напитков.

- Верно, - кивнул Фрол Матвеевич, подавивши зевок. – Оставляют. У Марфы известно, что кони доглежены будут.

И все-таки зевнул, широко, во весь рот.

А за ним и Матвей Фролович.

Ежи нахмурился.

А Стася подумала, что выглядят купцы не слишком-то хорошо, не говоря уже о супруге Фрола Матвеевича, которая была вовсе бледна до белизны.

- Я и сам, помнится, как прикупил в позапрошлым годе жеребчика, того, помнишь, палевой масти, так поставил…

- Ага, славный…

- …из Градомысловых, пусть и полукровка, но на диво ходкий. Ох и торговался-то я…

Марфа подняла ковшик, пригубила да на место вернула. А вот Ежи к напитку принюхался. И нахмурился.

- А вы всегда в сбитень полынные слезы добавляете? – поинтересовался он. И слова эти упали, заставив вдову вздрогнуть.

- Чего? – поинтересовалась она.

Ежи молча накренил ковшик, а после в другую сторону, и пальцем снял край тягучего темного напитка. Растер в пальцах.

Поднес к носу.

И кивнул.

- Они, как есть. Полынные слезы. И полынь, мнится, не простая. На погосте брали?

- На могилках, - раздалось очень тихое. – Извините, если я помешала, но… мне очень нужно с вами поговорить.

В темном дорожном платье Аглая казалась еще более хрупкой, нежели обычно.

- Да что вы… - взвизгнула Марфа, вскакивая. И руками взмахнула. Тяжелые крылья одеяния её скользнули по столу, опрокидывая пироги да кувшины. – В моем доме и меня виноватить будут!

- А ну тихо! – рявкнул Фрол Матвеевич, тоже подымаясь.

Следом и Матвей Фролович встал.

Нахмурился.

А Стасе подумалось, что даже без обычных своих шуб, купцы гляделись грозно.

- Дружка! Карпятка! – возопила Марфа. – Что-то вы, гости дорогие, вовсе край потеряли…

Голос её звенел.

От страха.

Стася теперь видела и его, и еще что-то другое, темное и недоброе, окутавшее купчиху.

Хлопнули двери и в зале стало… тесновато. Холопы, откликнувшиеся на зов хозяйкин, оказались парнями крепкими, едва ли не больше купцов.

И дубины в руках держали.

И…

- Вздумали тут… на вдову честную клеветать! Мой хлеб ели, - причитала Марфа, вытирая слезы кончиком шелкового рукава. – Мой квас пили…

- С полынной слезой? – мрачно осведомился Фрол Матвеевич, с дубин взгляда не спуская. И ведь не отступится, ибо не по чести купцу солидному холопов убоятся.

- Врет он! – взвизгнула Марфа. – Ведьмин выкормыш…

- Матушка моя – женщина обыкновенная, - возразил Ежи. – И не лгу я.

- Не лжет, - кивнули купцы.

- Значит, я лгу?! И на кой мне надобно гостей травить, а?! Я с них живу, я…

- Это игруши, - произнесла Аглая все так же тихо. – Они к вам давно ходят, а вы…

- Ведьма! – этот женский визг ударил по ушам. – Ведьмы!

И протянутый палец, украшенный перстнем, ткнул в Стасю.

- Ведьмы виноваты! Это они все… они…

- Тихо, - Фрол Матвеевич кулаком по столу хрястнул, отчего и миски, и кувшины, и ковшики подпрыгнули. – Девонька… такое ведь обвинение, оно не просто. Разбираться надобно.

Аглая кивнула и, решившись, сделала шажок к стасе.

- Надо.

- Ты, - Фрол Матвеевич указал на холопа с дубиной. – Иди, пущай пошлют кого за государевым человекеом…

- Не смей! – рявкнула Марфа. – Я тебе хозяйка…

- Иди, иди, а то ведь знаешь, как оно… сегодня хозяйка, а завтра… а ты, Марфуша, успокойся. Коль нет твоей вины, то и бояться нече.

Холоп не шелохнулся.

А вокруг Марфы заклубилась, заворочалась темнота.

- Что ж, гости дорогие, - она развела вдруг руки, и крупное лицо её побагровело от натуги. – Не хотела я так, да сами виноватые…