Екатерина Лесина - Понаехали!

С раздражением росло и чувство голода. И когда разрослось окончательно, Ежи сел.

Сел и…

- А я уж думал, все, - с немалым раздражением произнес Евдоким Афанасьевич, вставая перед Ежи.

- Я уж тоже думал, что все, - Ежи потянулся, разминая затекшее тело. Сила внутри колобродила, но как-то так, без особого энтузиазма. – И с вами тоже. Как вы их не почуяли?

- Так и не почуял. Откуда мне было знать? Или думаешь, я их в прежней жизни встречал?

- Встречали?

- Боги миловали, - Евдоким Афанасьевич выглядел несколько более прозрачным, нежели обычно.

- Вы… как? – осторожно поинтересовался Ежи.

- Домой надобно, - призрак задрожал. – Дом с поместьем связан, там всяко спокойней будет.

И Ежи с тем согласился. Каким бы ни был тот, старый дом, в нем и вправду всяко спокойнее будет.

- Погодите, - он вытащил фиал и отметил, что некогда черный камень побелел. Стало быть, выпили. И получается… получается, что он сам дал нежити силы? И хорошо бы остальные камни проверить, пусть даже они в зачарованном ларце хранятся, но…

Ежи сжал фиал в руках, направляя сытую ленивую силу свою к камню. И та подчинилась, пусть не сразу, но куда охотнее, чем прежде.

- Я… видел всю их жизнь. От рождения.

- Души помнят.

- Я… мне это не слишком понравилось. Не то, что помнят, а то, что я видел. От этого можно как-то избавиться?

Евдоким Афанасьевич промолчал.

Стало быть, не выйдет.

- И что, теперь я всех вот так видеть буду?!

- Не знаю. Поживешь – поймешь.

Ежи хотел было ответить, что он и без подобного опыта обойдется, но промолчал, потому как кто его спрашивает? Камень же наливался силой, а Евдоким Афанасьевич обретал былую плотность.

- И мне наука будет, - проворчал он, останавливаясь подле окна. – Слишком уж уверился я в собственной неуязвимости.

Анастасию Ежи услышал прежде, чем увидел.

- Да есть мне куда податься, - ее голос звенел как-то так громко, что Ежи даже поморщился. Ныла голова. И шея. И сердце. И все-то тело.

То ли от переизбытка силы, то ли от того, что он лежал долго и в неудобной позе.

- Смею вас заверить, что в моем доме к вам отнесутся со всем возможным уважением, - Радожский тоже говорил громко. – Я настаиваю, в конце-то концов!

- Настаивайте, - разрешили ему.

А Ежи почесал руку и подумал, что этого, чересчур уж резвого, надо было еще там, на озере, проклинать.

- Вы не можете вот так жить одна!

- Почему?

- Это… это просто неприлично!

- Почему?

- Вы… издеваетесь?

Ежи мысленно присоединился к вопросу.

- Я интересуюсь, - уточнила Стася. – К тому же я не одна.

- С котиками.

- И с Евдокимом Афанасьевичем.

- Он дух!

- С Ежи?

- Лучше бы он был духом!

- Поговорите, может, и согласится.

Ежи заранее решил, что не согласится. Во-первых, в человеческом бытии были свои несомненные преимущества, а во-вторых, обойдутся.

- То есть, вы собираетесь жить с… посторонним мужчиной…

- С двумя. Или даже с тремя, если считать Антошку.

- Антошку можно не считать, - великодушно разрешил Радожский.

- Это почему?

- Потому! Вы все-таки издеваетесь. Ведьма.

- Я только учусь, - Стася вздохнула и иным, спокойным тоном, сказала. – Я понимаю, что вы привыкли к иному. Но и вы поймите, что я тоже привыкла к иному. У нас с вами категорическое несовпадение мировоззрений. И подозреваю, это не лечится.

Радожский ничего не ответил, лишь засопел громко и обиженно.

- Поэтому извините, но я пока буду делать так, как считаю нужным. У меня есть дом…

- Который того и гляди рассыплется.

- Не рассыплется, - проворчал Ежи.

- Подслушивать неприлично, - глаза Радожского нехорошо полыхнули. А ведь маг неслабый, огневик. У них вечно силы больше, чем сдержанности.

- Зато полезно, - сказал Ежи и сам себе удивился. Прежде он бы промолчал, признавая, что поступил не самым лучшим образом, ведь и вправду воспитанные люди чужих разговоров не слушают. – Вы говорили громко. Так вот, дом, пусть и несколько заброшен, но не настолько, чтобы его было сложно привести в порядок.

- Послушайте, - Радожский дернул шеей. – Настоятельно не рекомендую вам лезть в чужое дело.

- Оно не чужое, - Ежи потер глаза, перед которыми заплясали искры. – Оно общее… или вы не хотите от проклятья избавиться?

- Хочу и поэтому говорю, что нам следует пожениться. И как можно скорее.

Он поднял руку и рукав дернул, вымещая на нем раздражение. Ткань, правда, хорошею оказалась, не продралась, затрещала только.

- Я и так вижу, - заверил его Ежи. Он и вправду видел черноту, обвившую запястье, вошедшую под кожу и глубже. И чернота эта, обжив руку, поднялась уже до локтя, а там и выше.

- Если видите, то должны понять… мне тоже не слишком радостно, что приходится… я предпочел бы взять в жены женщину, которая, если не любит, в конце концов, любовь – это роскошь, то хотя бы не сопротивляется - Радожский все же не оставил рукав, верно, был слишком уж раздражен. – В жизни не принуждал кого-то, но… выбора нет.

Стася отвернулась.

И…

- Выбор всегда есть, - заметил Ежи, правда, получилось недостаточно веско, ибо в момент произнесения этой мудрости, у него заурчал живот.

Громко так.

- На самом деле не факт, что женитьба снимет проклятье, - Ежи накрыл живот рукой, пытаясь унять сосущее чувство голода, мешавшее думать о вещах действительно важных.

- А тебе откуда знать?

- Оттуда, - в его книге было кое-что о проклятьях и неисполненных обещаниях, правда, пока Ежи не совсем понял, чем одно от другого отличалось, да и вовсе следовало признать, что старый ведьмак страдал немалым многословием, а потому описания его то и дело перемежались с собственными размышлениями и выводами, которые Ежи виделись порой весьма сомнительными.

- Тогда, может, там и подскажут иной вариант? – осведомился Радожский ехидно.

- Может, и подскажут. А вы вот не подскажете, случайно, где тут кухня, а то… как-то неудобно, право слово, но есть очень хочется.

Стася фыркнула.

А Радожский только головой покачал. Оно, конечно, понять человека можно. Он тут о высоком, о жизни, можно сказать, а Ежи со своею кухней. Но что делать, если и вправду есть хочется.

- Идем, - сказала Стася. – Это вниз надо…

- Вы…

- Вы можете присоединиться, - разрешила она. – Или не присоединяться. Вы можете делать то, что вам хочется. Но то же могу и буду делать я.

На лице Радожского читалось острое несогласие с подобным утверждением. Но возражать вслух он не стал, только плечами повел да насупился.

- Поэтому брак со мной – не самая лучшая идея, - Стася смахнула с платья соринку. – И лучше бы поискать вам… другой вариант.

Ежи тоже поищет.

И искать будет старательно. Только поест сначала, ибо рот вдруг наполнился слюной, намекая, что хватит разговоры разговаривать.