Светлана Багдерина - День Медведя

И вдруг коридор взорвался оглушительным топотом и криками, и тут же, едва не вколотив в стену стальную шишку-ручку, распахнулась дверь…

Архивы посыпались, Воронья подпрыгнула, чернильница, задетая ее локтем, опрокинулась, старик подавился, пытаясь спасти чистую бумагу, а в комнату влетела, сбивая и перебивая друг друга, запыхавшаяся ребятня.

– Дедушка Голуб!!! Дедушка Голуб!!!

– Кондрат-то!!! Кондрат-то!!!

– Кабана привез!!!!!!!!!!..

– Дедушка Голуб! Кондрат с гвардейцами и с дядькой Бурандуком кабана добыли!!! Того самого!!! – вынырнув вперед, как настоящему королевичу и полагается, четко и звонко доложил Кысь, и толпа сорванцов загомонила, закричала, запрыгала от вырывающегося за переделы маленьких тел исполинского восторга и восхищения:

– Только что привезли!

– Двух часов не прошло, как народ с площади после Бренделя разошелся!

– Это я его первым заметил!

– Бренделя?

– Кондрата?

– Панкрата?

– Назара?

– Кабана!!!

– Не заметь такую махину!..

– Я думал – чего такое по улице ползет огроменное?..

– Его на двух лошадях на волокушах кое-как притащили!!!

– А кони-то, кони, видал? Только что сами из упряжи не выпрыгивали!

– Духа лесного боятся они, вот чего!

– Он не дух, он просто свинья, только большая!

– А ты-то откуда знаешь?

– Дядька Бурандук сказал!

– Не бывает таких свиней, даже больших!

– Ага, тебе лучше знать!

– Если б бывали, то они бы всё время такие вырастали, а эта – в первый раз в жизни!

– А мне дядька Бурандук сказал!..

– Он сейчас на площади лежит!

– Дядька Бурандук?.. – изумленно вытаращил глаза дед.

– КАБАН!!!

– Надо поглядеть, – решительно заявила Воронья, предварительно убедившись, что с супом и хлебом ее подопечный расправился подчистую. Старик, не задумываясь, кивнул.

– Надо. Поглядеть, и всё подробно записать. Если я пропущу такое событие, потомки мне не простят.

И, не прошло и пяти минут, как, собрав уцелевшие после чернильного разлива листки бумаги и грифель, дед Голуб в сопровождении почетного эскорта уже направлялся на Дворцовую площадь смотреть на поверженного лесного монстра.

Народу на Дворцовой площади набежало – не протолкнуться: такого интереса не вызывало ни одно развлечение, устроенное дворянами, и даже утренний бенефис Бренделя бледнел по сравнению с пришествием великого и ужасного Лесного Хозяина, как успели прозвать его досужие горожане и жители потревоженных им деревень. Шум и гомон над площадью стоял, как в огромном улье.

– Гляди-ка, он!

– Точно, он!

– Ну, и здоров, свинья!..

– А ты думал!

– Проходите, проходите, не задерживайтесь!

– Поглазели – и дальше идите, остальным тоже охота!

– Раньше приходить было надо!

– Раскомандовался!

– Твой кабан, что ли?

– Да уж не твой ли?

– Проходите, проходите!..

– Не трогайте свинью, говорю!

– Чего встал?..

– Не трогайте сви…

– Да чего ей будет, сынки! Она ж дохлая!

– Если ее все так тискать будут, то она не только дохлая будет, но и лысая!

– Да и пускай лысая!

– Чего ей в шерсти-то, зимовать?

– А на память-то тоже ведь чего надо прихватить!

– А иначе кто ж нам поверит!

– Вообще-то, мы из нее чучело хотели сделать…

– Тоже на память, кстати…

– Ну, хоть шерстиночку, ребятки, ну?..

– Пожалуйста-а!..

– Ай, ладно! По шерстиночке – и дальше двигайте, задние тоже поглядеть хотят!

– Айда, айда, не задерживайтесь!

– Желающих много, а свинья одна!

– Вот спасибо вам, охотнички!..

– А глядите, какие у ей клыки!..

– Целых шесть!..

– А на что ей столько, если подумать? Обычному кабану и двух хватает…

– Э-э-эй!.. Ножовку убрали, и проходим, проходим, не задерживаемся!

– Развелось вас тут, любителей сувениров…

– Бесплатных…

– Ну, пожа-алуйста!..

Прошло не меньше двух часов в нетерпеливом ожидании, прежде чем дружина Кыся и дед Голуб в арьергарде поредевшей, удовлетворившей свое любопытство толпы смогли подобраться к изрядно полысевшему кандидату в первые экспонаты не существующего пока краеведческого музея Постола.

– А, дедушка, привет!

– Кысь, Снегирча, Мыська! Вернулись, что ли!

– Мы учителя поглядеть привели!

– Давно не виделись, старик! Как дела?

– Здравствуйте, ребятки! Ну, молодцы вы, я скажу! Молодцы! Это ж подвиг вы совершили – какого зверя победили! Как же это вы его?.. – заохал, захлопотал перед бурой громадиной старик.

– У охотников свои секреты, – улыбнулся Кондрат и нежно поглядел на неподвижную гору мышц и щетины за своей спиной. – Славная свинка… Голыми руками ее не возьмешь. Сколько повозились мы с ней – так кабанов попроще можно было уж штук полсотни набить!

– Эх, надо было мерную веревку взять! – запоздало спохватился дед Голуб, и захлопал себя по тощим ляжкам, таращась в изумлении и благоговении на гигантские копыта размером с сервировочное блюдо.

– Уже померили, старик, записывай, – щедро махнул рукой Бурандук и стал не спеша, со смаком диктовать:

– Длина от рыла до копчика… четыре метра пятьдесят два сантиметра. Ширина в плечах… метр семьдесят три. Высота в холке… два метра сорок семь сантиметров. Расстояние между глаз… полметра ровно. Размер пятачка… общей суммой двадцать семь рублей тридцать пять копеек.

– Двадцать семь… тридцать пять… – пыхтя и скребя грифелем по положенному на копыто листу, старик вдруг задумался, и оторопело оторвался, недоуменно уставившись на старого охотника. – Это как?..

– Ну, если лукоморские пять копеек взять – они у Кондрата нечаянно в кармане завалялись – то чтобы полностью покрыть всё евойное рыло, понадобится их…

– Понял, – коротко кивнул дед и вернулся к документированию величайшей добычи современности. – Дальше?

– Копыто в поперечине… длина щетины… длина хвоста… количество клыков…площадь ушей… – продолжил гордо перечислять вечно сияющие в памяти величественные цифры старый охотник, и старик с не меньшим удовольствием записывал их, торопливо, но старательно водя серым грифелем по желтоватой бумаге.

Когда Бурандук замолчал с чувством выполненного долга, самоназначившийся летописец новейшей истории страны Костей поставил в конце последнего предложения точку и протянул исписанный лист Воронье на сохранение. Потом критическим взглядом окинул огромную тушу, похмыкал, потискал бороденку, померил что-то растопыренными пальцами в воздухе, и вдруг отошел от гигантской щетинистой горы на десять шагов, уселся на мостовую, положил на скрещенные по-тамамски ноги пачку бумаги и принялся что-то рисовать.

Среди праздных зевак сие явление вызвало интерес, сравнимый с проявляемым к кабану.

– Что?..

– Что это он?..

– Что это он делает?..