Лариса Малмыгина - Неприкаянная душа

Стол был уставлен яствами, которые, несомненно, отличались от нелепых блюд в проклятом триклинии. Я была очень голодна и очень счастлива: Онорина и Фарий сидели рядышком и, соприкасаясь головами, что-то оживленно обсуждали. Увидев меня, оба, плача и смеясь одновременно, бросились мне на шею.

— Подруженька дорогая, — причитала бывшая служанка, — как я рада, что ты снова рядом со мной!

— Никогда так приятно не путешествовал, — вторил ей бывший житель первого века нашей эры. — Когда я пришел в себя, то подумал, что в царстве Аида не так уж и плохо. А тут еще этакая красавица у постели простого комедианта!

— Ты же мне признавался в любви, — подколола завравшегося артиста я.

— Я обожаю тебя, но как сестру, Алиса, — вывернулся из щекотливой ситуации покрасневший Ставр.

Улыбнувшись нашей болтовне, хозяин замка хлопнул в ладоши, и в зал дружно вошли молодые люди, одетые в яркие, добротные ливреи.

— Ах, какие туники! — вскакивая со стула, обомлел Фарий. — К нам в гости пришли патриции?

— Это слуги, — сухо пояснил дух.

Расторопные парни бросились выполнять свои прямые обязанности, а комедиант, когда к нему приближались симпатичные официанты, не переставал ощупывать их одежды, чем вызвал резкое недовольство Онорины, почувствовавшей себя обманутой.

— Ешь, дорогой, — попросила я любителя красочных лакейских прикидов.

— Кушанья очень странные, — удрученно пробормотал Ставр, умудряясь пощупать штаны у невозмутимо проходящего мимо него молодого, красивого слуги.

— А ты знаешь, где находишься? — поинтересовалась я у озабоченного представителя великой нации.

— Несомненно, во дворце сенатора, достойнейшего из достойнейших, — заносчиво выставил крутой подбородок Фарий.

— Но за столом звучит французский язык! — вмешалась в разговор Онорина.

— Странно, — прислушиваясь к своему голосу, поскреб в затылке дремучий итальянец, — я действительно болтаю на чужом наречии, хотя никогда не изучал его.

Хмыкнув, Мадим улыбнулся, сверкнув ослепительно белыми зубами.

После завтрака единственная подружка схватила меня за руку и потащила в сад. Там, в беседке, на берегу озера, я наконец-то обняла славную француженку:

— Это ты нашла Дегрэ, чтобы он освободил меня из лап убийцы? — наслаждаясь покоем волшебного парка, осведомилась я.

— Да, но ваша покорная слуга чуть не опоздала, хотя переполошила всю полицию, — с восхищением огляделась по сторонам Онорина.

— Прислужники маньяка могли убить тебя, дорогая, — покачала головой я.

— Знаю, я и готовилась к смерти, — по-кошачьи фыркнула девушка. — Негодяи бросили свою жертву на произвол судьбы, даже не развязав ей руки и ноги.

— Что же спасло тебя? — ахнула я.

— Проезжий крестьянин, — невольно всхлипнула бывшая служанка. — Он возвращался домой из соседнего селения, где играли пышную свадьбу. Добрый человек довез меня до Парижа, даже не потребовав платы за проезд.

— Что стало с бравым сержантом и мушкетерами, пришедшими мне на помощь? — вопросы сыпались из меня, как пули из пистолета.

— Они живы, хотя некоторые страшно перепугались, — жарко воскликнула средневековая парижанка. — Такого урагана не помнят даже старожилы!

— Ты рассказала Фарию обо мне правду? — настороженно покосилась я на добрую самаритянку.

— Нет, — вспыхнула несостоявшаяся горничная, — он ничего ни о чем не ведает, кроме того, пожалуй, что я не замужем.

— Ставр не знает, что находится в семнадцатом веке в гостях у призрака? — не поверила своим ушам я.

— Не имеет ни малейшего понятия, — кивнула моя единственная подруга. — Ты улетишь к себе, Алиса?

— Да, — мечтательно улыбнулась я.

— А как же Мадим?

Я пожала плечами.

— Ты любишь его? — продолжала допытываться любопытная Онорина.

— Не знаю, дорогая, — вздохнула я. — После встречи с Иисусом я сомневаюсь в своей любви к духу, в характере которого жестокость и эгоизм занимают главенствующие места.

— Ты видела Бога, Алисонька? — уже не чему не удивляясь, оживилась Онорина. — Умоляю, расскажи о нем.

И тогда я поведала про свои злоключения. Приоткрыв рот, она внимательно слушала, изредка ахая и хватаясь пальцами за покрытые мелкими кудряшками виски, а после рассказа обвила меня крепкими руками и заревела.

— Успокойся, — по-матерински гладя ее густые волосы, попросила я, — теперь все позади, и несчастная скиталица скоро вернется домой.

— Мне жалко Христа! Я хочу с тобой, — еще сильнее зарыдала бедняжка, — я не смогу без тебя!

— Как — со мной? — оторопела я, проигрывая в уме различные варианты жизни средневековой крестьянки в современном мегаполисе. Онорина — владелица небольшой фермы, служанка у олигарха, дворник, горничная в гостинице, уборщица в магазине. Кем же еще может работать моя юная подопечная? Но я не хочу ей такой судьбы!

— Ты останешься здесь, — как можно мягче сказала я.

Мы встали с уютной лавочки и медленно побрели к возвышающемуся среди небольших хозяйственных построек величественному замку.

Ожидающий нас на скамейке хозяин дворца курил раритетную трубку и заметно волновался.

— Алиса, я надеялся, что теперь-то ты никуда не будешь исчезать! — резко поднимаясь на ноги, воскликнул он.

— Даже в туалет? — ядовито поинтересовалась я. — Зачем ты вдыхаешь в себя табак, дорогой? Это вредно!

Он засмеялся, околдовывая окружающее пространство раскатистым смехом и ровным блеском жемчужных зубов.

— Вот кому бы рекламировать зубную пасту, — внезапно пришла мне в голову невольная нелепая мысль.

— Теперь ты моя и никогда, никогда не останешься без любви и защиты Страшной Силы, — провожая взглядом француженку, заявил Мадим. — А наркотические вещества не оказывают на меня отрицательного воздействия, потому что я не имею материальной оболочки.

— Хочу домой, — каждой клеточкой своего тела ощущая физическую притягательность фантома, прошептала я.

— Ты дома, любимая, — обнял меня за талию Повелитель Стихий.

— Мой дом там, где дети и внуки, — содрогаясь от его внезапного прикосновения, пробормотала я.

— В замке всем хватит места, родная, — чмокнул меня в висок элементал.

— Но я хочу в двадцать первый век! — отстраняясь от обольстителя, простонала я.

— Там плохая экология, там шумно и неуютно, — в перерывах между страстными поцелуями сообщило всезнающее привидение.

— Это — мой век, Мадим, это..

— Я подумаю, — скрипнув зубами, перебил меня дух, — а, впрочем, пойдем обедать.

За столом было весело. Посол великой Римской империи в средневековом королевстве комично рассказывал байки из своей богатой приключениями жизни. Онорина отчаянно кокетничала с античным артистом. Я, не жалея красок, описывала пир, устроенный Калигулой для местной знати. Даже хозяин дома улыбался, глядя на расшумевшуюся компанию. Все вели себя так, будто ничего плохого в их жизни и не было. Только вышколенная прислуга казалась невозмутимой, хотя, может быть, только казалась.