Сергей Палий - Братство

— Пекельний чортяко! — взвился бобер. — Вбий себе з розбiгу! Пий отруту!

Генагог озадаченно похлопал опаленными ресницами. А Степан достал из кармана жилетки засаленный платок и, делая вид, что хочет утереть Куклюмберу губы, ловко затолкал ему ткань в зубастую пасть на манер кляпа.

— Помнишь, что я тебе обещал после инцидента с гранатой у тети Эммы? — зловеще прошептал Степан, наклоняясь к бобру.

Тот вытащил лапами платок из пасти и уточнил:

— Насчет выдергивания волосков?

— Именно.

— Помню. Можешь не повторять, Макаренко недобитый.

Генагог тем временем замахнул еще кружку и шумно занюхал луковицей.

— Ты еще многого не знаешь, — бес дружески положил руку на плечо Степану. — Оказывается, этот самый Кулинах… Игласик, что ли… В общем, именно он освободил Смерть из-под печатей… Он и его дружбаны… Тоже не помню, как их там звали…

— Братство? — Степан понял, что облажался, лишь когда слово уже сорвалось с губ. Но поддатый бес не заметил даже такой оплошности.

— Братство, — согласился он. — Десяток лоботрясов, которым позарез нужно было спасти мир.

— Очень смешно, — тихонько проворчал Куклюмбер.

— Идиоты! — гаркнул Генагог через секунду на всю таверну. — Да если бы не эти тупоголовые идиоты, на Земле и поныне была бы тишь да гладь! Не считая, конечно, легких религиозных междусобойчиков… Нет, надо было этому Кулиногу хренову лезть на рожон! Сам — заметьте, добровольно! — заявился в офис Смерти и хотел заключить с ней контракт. Можно подумать, не знал, что она всех кидает по бумагам.

— И что, Смерть теперь нельзя загнать под печати? — сдерживая волнение, спросил Степан.

Бес нахмурился, потрогал кончик рога, проверяя остроту.

— Хочешь, чтобы я тебе военную тайну разболтал, что ли?

Лоб Степана покрылся потом. Куклюмбер одарил журналиста испепеляющим взглядом и демонстративно отвернулся.

Но Генагог понизил голос и сказал:

— Можно под печати загнать. Сложно, но можно. Как именно, понятия не имею… Да оно мне и не очень-то нужно — меньше знаю, дольше дохлый. Там семь темных магов каких-то, и только они в состоянии… Но их разве заставишь? Они ж бессмертные и богатые.

— А если на Моха надавить? — Куклюмбер повернулся обратно и все-таки вмешался в разговор. — Прийти и сказать, мол, не уговоришь магов, шею свернем и будем долго над трупом глумиться? Типа, знай силу народного класса!

Бес посмотрел на бобра и противно ухмыльнулся.

— Умник такой нашелся смекалистый, да? Давай, давай, иди, конечно. Если б ты знал, как Мох охраняется! Правда… — здесь Генагог запнулся.

Степан с Куклюмбером замерли в ожидании откровения.

— А чего это я вам все военные тайны выдаю? — скорее сам у себя, чем у них, спросил бес. — А может, вас патрулю сдать? А что? Мне ж только хрюкнуть, и мигом повяжут.

Степан не нашелся, что на это ответить.

Положение спас Куклюмбер. Он сплюнул сквозь зубы на пол, стукнул хвостом по лавке и… взобрался на плечо Генагогу. Вкрадчиво спросил:

— Ты меня уважаешь?

По рылу Генагога пробежал целый веер эмоций. От страха до смирения. Он потупился, пробормотал что-то про геенну огненную и жестом заказал еще три кружки «Урсуса»…

Через полчаса Степан, Генагог и Куклюмбер оттеснили местных музыкантов с трактирной сцены. Бобер неуклюже обхватил лапами трубу, бес сел за ударную установку и побумкал педалью «бочки», а журналист объявил:

— Перед вами выступит лучшая в мире рок-группа «Конец света».

— Я бы предпочел назвать команду «Бобровая хатка», — пробубнил Куклюмбер, — но кому какое дело…

Степан вывел на гитаре си мажор септаккорд. Публика притихла.

— Я еще и петь буду, — пообещал Степан, стукнув пальцем по микрофону.

— Жарь уже! — подбодрили из зала.

Генагог бодро застучал по хэту, Куклюмбер выдул в трубу пару нот и стал их повторять, удерживая ритм, а Степан вновь долбанул по струнам, приблизился к микрофону и запел первое, что пришло на ум:

— Можно, я здесь соло залабаю? — засуетился Генагог и, не дожидаясь согласия Степана, так шарахнул по рабочему барабану, что мембрана лопнула.

Куклюмбер выдул третью ноту, выбился из гармонии и, чтобы не сломать песню, вернулся к повторению двух предыдущих.

Степан продолжил хрипеть в микрофон, сочиняя на ходу:

Толпа стала подпевать, хотя в такт попадали немногие. Куклюмбер старательно дул в трубу, Генагог, окрыленный всеобщим вниманием, так двинул по педали, что тертая басовая «бочка» тоже порвалась.

А Степан уже рожал припев:

После этих хитовых строчек они забацали убойный проигрыш…

Степан продолжал упорно рубить мажорный си септ. Куклюмбер с разбегу свалил одну из колонок и, споткнувшись о шнур, улетел в кухню, не прекращая при этом ни на миг выдувать свою пару нот в трубу. Генагог насадил хэты себе на рога и самозабвенно лупил по ним, не обращая решительно никакого внимания на подступающую глухоту.

В таверне началась массовая истерия.

Бесы и люди в обнимку танцевали на столах. Куклюмбер, вернувшись с кухни, носился с трубой за барменом, не теряя зажигательного ритма. Генагог, вне себя от счастья, раздолбал уже всю барабанную установку и теперь выпендривался перед собственным отрядом, выдавая на прикрепленных к рогам тарелках соляки…

Степан махом осушил поданный ему кубок со сливовой наливкой, поиграл несколько минут на гитаре за головой, после чего расколотил несчастный инструмент о бочку с пивом и начал кататься в обнимку с микрофонной стойкой по полу.

— Во дает! — воскликнул Генагог. — Пацаны, слышите, а это мой корефан! Кто тронет, едрен-котел, со мной дело иметь будет! Клык даю!

Степану внезапно пришло в голову, что он не может так обманывать добрых в сущности, хвостатых ребят, обыкновенных вояк, которым уже реально осточертела эта война.

Он, пошатываясь, поднялся на ноги, одернул пыльную жилетку и, стараясь переорать общий гул, выкрикнул в микрофон:

— Друзья, я буду с вами откровенен!

Зал одобрительно загудел.

— Давай уже! Рассказывай! — раздался возбужденный выкрик из толпы. — И уберите куда-нибудь бобра с дудкой!

— Друзья, — искренне улыбнулся Степан, чувствуя, как на душе становится всё теплее, — а я ведь из того самого Братства!