Дмитрий Подоляк - Велики Матюки

– А я все-таки считаю, что мы галлюцинируем, – заявил доктор. – Коллективно. И нам нужно просто расслабиться и ждать.

– Ждать нам придется в любом случае, – заметил изобретатель. – Ну, и где, Женя, нам найти такие Точки Перехода?

– Я не знаю… Но я думаю, вблизи таких Точек Перехода должны наблюдаться какие-то аномалии…

– Да тут все кругом – одна сплошная аномалия, – усмехнувшись, заметил изобретатель.

– Знаю я один такой Переход, – подал вдруг голос Простодыр, внимательно слушавший наш разговор. – Но это запретное место.

– Почему запретное? – спросил доктор.

– Есть легенда, что там, по ту сторону Перехода спят трое Великих и видят во сне все мироздание. А если их разбудить, наш мир исчезнет.

Мы многозначительно переглянулись.

– Ну и где он, этот Переход? – полюбопытствовал доктор. – Ты дорогу знаешь туда?

– А зачем вам? – насторожилась кабинка.

– Чисто академический интерес. Хотим убедиться в верности наших предположений, – ответил доктор.

– Ну, если так, покажу дорогу, – согласился Простодыр. – Я ведь все-таки ваш должник. Давайте забирайтесь в дуру!

Изобретатель взялся за угол избушки и толкнул ее. Избушка закачалась.

– А она сдюжит? – недоверчиво спросил он.

– Сдюжит, сдюжит, – уверил его Простодыр. – Она и не такое сдюжит.

– Кстати, а от бабки вы почему бегаете? – спросил я.

– В утиль она нас сдать хочет. Ей жилплощадь новую обещали в обмен, терем каменный. Сами понимаете, центральное отопление, мусоропровод, хорошее транспортное сообщение – кто перед таким устоит? Только нам что с того? Мы в утиль не хотим.

– Понятно.

И мы полезли в избушку. Внутри Простодуры действительно царил беспорядок. Углы избушки были увиты древними паутинами, черными от пыли и копоти. На закопченных стенах были развешаны пучки трав, какие-то траченные молью шкурки, связки сушеных мышей и лягушек. Единственным украшением избы была черно-белая репродукция Герарда Давида «Сдирание кожи с продажного судьи», старательно вырезанная из какого-то старинного, с ятями, журнала и обрамленная в корявую самодельную рамку. Часть избушки занимала неказистая печка. Из мебели в избушке были лишь две приземистые лавки вдоль стен и давно не мытый дубовый стол. В углах, под лавками и за печкой были свалены груды разнообразного хлама, среди которого, к своему удивлению, я обнаружил свои детские игрушки, которые считал навсегда утерянными.

– Ну, что, тронулись? – спросил Простодыр, заглянув в окно.

И мы тронулись. Некоторое время избушка подобно вездеходу медленно и неуклюже продиралась сквозь подлесок, ломая ветви и натужно переваливаясь через валежник. Наконец, мы выбрались на некое подобие проселочной дороги, и Простодура пустилась по ней тяжелой рысью. Делать в пути было нечего. Доктор крутил свой кубик Рубика, а мы с изобретателем пялились на виды, открывающиеся нам из единственного окна. Простодыр семенил рядом с избушкой и время от времени завязывал беседу с кем-нибудь из нас. В окне мелькали опоясанные цепями могучие дубы, с сидящими на них котами всевозможных размеров, пород и мастей. С ветвей дубов свисали бледные русалки с длинными, нечесаными, сбитыми в колтуны волосами. Они жеманно подмигивали нам и тянули к нам свои костлявые руки с крючковатыми белесыми ногтями. Время от времени на развилках мелькали исполинские валуны-указатели, испещренные надписями типа: «Налево пойдешь – коня потеряешь», «Направо пойдешь – жену потеряешь» и прочими предупреждениями подобного рода.

Наше путешествие проходило почти без происшествий. Однажды нас остановил косматый упырь в форме сотрудника ДПС и долго выискивал повод придраться. Но глубина протектора на лапах Простодуры была в норме, габаритные огни работали, аптечка была полна подорожника, и леший, жалуясь на похмелье и скверный характер своей супруги, предложил купить у него долото. Простодыр откупился от него ведром сосновых шишек, и мы двинулись дальше. В другой раз нас едва не столкнул с дороги дюжий хамоватый детина, вальяжно возлегавший на чадящей печке, груженной свежесколоченными гробами. Чтобы избежать столкновения, Простодура резко ушла в сторону, и мы, чертыхаясь, попадали на пол. Кроме этих двух случаев, других инцидентов в пути не было.

Простодыр оказался чрезвычайно интересным собеседником, эрудированным и любознательным; он был готов поддержать разговор на любую тему. Я с удовольствием обсудил с ним нюансы толкования теоремы Пуанкаре и выяснил, что его взгляд на предмет полностью совпадает с моим. Доктор очень содержательно побеседовал с кабинкой о мутациях вируса свиного гриппа в Мексике и неточностях перевода работ Ницше с немецкого на русский язык. Даже изобретатель, поначалу относившийся к Простодыру несколько пренебрежительно, и тот зауважал его после дискуссии на тему капремонта двигателей автомобилей семейства ВАЗ 2121 «Нива».

Потом лес кончился, а с ним и дорога. Мы двигались по пустынной равнине, поросшей невысоким кустарником. Долгое время вокруг не происходило ничего интересного, поэтому, когда нашим взорам открылось новое любопытное зрелище, доктор с изобретателем в один голос потребовали сделать остановку. Простодура остановилась, присела, и мы высунулись наружу.

Повсюду стояли шкафы. Огромное количество книжных шкафов, сотни, а может быть тысячи. Они занимали все обозримое пространство равнины впереди нас. Мы выбрались из Простодуры с интересом пошли между рядами шкафов. На полках шкафов стояли книги. Книги были одного размера, цвета и толщины. Я приблизился к одному из шкафов и снял с полки книгу наугад.

– «Соловей Евгений Гордеевич, двадцать четвертого февраля одна тысяча девятьсот девяносто девятого года», – прочел я вслух надпись на обложке книги.

– Похоже, Женя, тут на тебя подробное досье за целый месяц, – заметил доктор и указал пальцем на крохотную табличку, приколоченную к шкафу. На ней значилось: «Соловей Е. Г., февраль 1999».

– А здесь, Васька, – на тебя досье, – добавил изобретатель, тыкая пальцем в соседний шкаф. – А в том шкафу – на меня.

– Открывай книгу, чего там написано? – поторопил меня доктор.

– Нет уж, дядя Вася, читай досье из своего шкафа, – буркнул я доктору, отстраняясь.

Доктор хмыкнул и отошел. Я раскрыл книгу посередке и вдруг обнаружил себя стоящим возле доски в классе своей школы. От неожиданности я ойкнул, захлопнул книгу и оглянулся. Вокруг меня снова громоздились все те же шкафы. И я осторожно развернул страницы.

То, что я наблюдал вокруг себя, было чем-то сродни объемной фотографии. Я отвечал урок. Часы на стене напротив показывали одиннадцать часов и четырнадцать минут. С портрета укоризненно наблюдал за мной Готфрид Вильгельм Лейбниц. Клара Борисовна по прозвищу Фрекен Бок, повернувшись ко мне на стуле вполоборота, следила за моими вычислениями. Весельчак Парабола строил мне рожу. Заучка Танька тянула руку. Сорока целился в Хрюшу из импровизированной рогатки. Олюшка изучала в зеркале свой хорошенький носик. Барабан тянул Выдру за косичку.