Андрей Хуснутдинов - Дни Солнца [litres]

Он накинул халат, вышел на крыльцо и глядел в сырой, помалу разбавлявшийся сумрак сада. Был дождь – несильный, но, кажется, не перестававший всю ночь. С козырька капало, брызги оседали на голых щиколотках, и Александр думал, как хорошо было бы оказаться на крыльце такого же небольшого дома, только где-нибудь в глуши. Постояв еще немного, он оделся, взял зонтик, но, осмотревшись, прислонил его к перилам. На аллее к нему присоединился Ллойд, отчего у Александра сразу оказались измараны штаны. До главных покоев он шел зигзагами, вынужденный то сторониться, то отталкивать игриво льнувшего пса. Когда миновали поворот к госпиталю, Ллойд даже не повернул в ту сторону головы, а значит, уже наведывался туда. С ночи продолжали гореть фонари, но свет их растворялся в прояснявшемся воздухе. Дождь иссякал, его как бы затирали звуки наступающего дня: шелест мётел по влажному асфальту, редкие голоса.

Позавтракав, Александр отправился в госпиталь, но в парке столкнулся с Иваном. Его высочество был обернут пледом, в тапках на босу ногу, волосы его растрепались, на мочке уха и на виске синели чернильные пятна. Упершись Александру ладонью в грудь, Иван даже не посмотрел на него, а молча взял за руку и потянул за собой. Александр беспрекословно пошел. Поодаль, на краю тисовой аллеи, он заметил няньку Ивана. Не смея двинуться с места, та мелко, в отчаянии водила сцепленными руками и оглядывалась, словно хотела звать на помощь.

– Ты мне нужен, – сказал наконец Иван.

Через несколько шагов он заметил, что нянька тоже сдвинулась за ними, встряхнул рукой Александра и заорал страшным надтреснутым голосом:

– Стой там, ты! Стой там!

Нянька охнула и замерла. Иван опять встряхнул рукой Александра, сжал ее, словно оружие, и пошел быстрей. Отвалившимся краем плед волочился по земле. Александр старался подстроиться под неровный шаг брата. Иван тащил его до бельведера. По пруду, рассекая клином пасмурную, присыпанную листьями гладь, плыла утка. В беседке Александр присел на скамью и, глядя на утку, ждал, пока задохнувшийся Иван устроится напротив, подоткнет под себя плед и отдышится. Бесшумная нянька явилась около балюстрадки и покорно, с ужасом, не замеченная Иваном, наблюдала за ними. Иван было почти совсем устроился и уже стал коротко посапывать, как всегда, делал, если собирался о чем-то просить, но вдруг спрыгнул на пол и опять заорал на няньку: «Да уйди, проклятая! Сколько тебе говорить! Я скажу, что ты меня по ночам будишь, вот! Уйди, уйди прочь!..» Нянька опять охнула, всплеснула руками и спряталась за каштаном.

Иван обернулся и продолжал кричать Александру:

– Ты мне нужен, потому что она… Да нет! – чуть не заплакал он, когда понял, что Александр смотрит в сторону няньки. – Не она, не она! Дурак!.. Не эта!.. Ты мне нужен, чтоб она не уезжала, а ее хотят везти, и ты им должен сказать, чтоб не увозили! Вот! Как не понятно! Она, она , не эта!

– Да кто же? – ошалел Александр. – Ничего не пойму. Не кричи.

Иван поджал губы и глядел на него так, будто услышал тяжелое оскорбление. «Ведь ему еще не делали укола», – подумал Александр. Иван погладил больное бедро, сходил за порог бельведера, подобрал какую-то веточку, вернулся и стал по частям обламывать ее.

– Постой… – начал Александр и осекся – вышло так, что они заговорили с Иваном одновременно, но в этот раз Иван не замолчал и не обиделся, а напротив, продолжал почти спокойно:

– Сегодня или завтра они хотят ее выписывать. А это невозможно. Потому что я… Потому что она такая, что я еще никогда не видел. Они полные дураки, ничего не понимают. Она оттого и выздоровела, что такая, и я начал, честное слово… а они хотят ее увезти…

– Погоди, погоди, – попросил Александр. – Кто ничего не понимает – врачи?

– Да! – опять закричал Иван и бросил в него переломанной веточкой. – Да!

– А когда она… выздоровела?

– Сегодня!

– И ты уже с ней виделся?

– Нет!

– Но как ты тогда говоришь, что она выздоровела? – Последние слова Александр договаривал как бы на излете – он видел, что длинная косая жила вырастает на шее Ивана. – Молчу. – Он поднял руку. – Прости.

– …Так скажешь? – обратился Иван почти с угрозой.

– Все, как захочешь, – пообещал Александр.

– Все? – Иван шагнул ему навстречу. Он еще хмурился, но имел уже дружелюбный, просящий вид.

– Все, – подтвердил Александр. – Позволь только уточнить кое-что.

– Ну давай, не тяни, не тяни!

– Она на самом деле выздоровела и может ходить?

– Да-а, – с гримасой одолжения выдохнул Иван. – Да-а-а!

– Так ты видел ее или нет?

– Да-а-а!! Да-а-а!! Доволен? Значит, договорились? – Иван огляделся. – Ее оставят? Я ведь скоро умру – ты поможешь? Ее оставят? Да?

– Господи, – ответил Александр, – конечно, помогу. Что ты такое говоришь…

Иван наступил в знак примирения ему на ногу и, подхватив плед, радостно подпрыгивая, побежал из бельведера.

Александр остался сидеть на месте. Положение его представлялось ему глупым и комичным, но все же он не мог не видеть его выгоды: помощь, которой он не ждал, пришла с той стороны, откуда ждать ее можно было еще меньше. Зная манеру общения брата с женщинами (именно с женщинами, никогда – с девицами, тем более со сверстницами), с теми, что начинали нравиться ему, Александр был уверен, что Иван не преминет и тут воспользоваться своей нехитрой тактикой флирта, то есть станет сватать свою избранницу ему. Именно так во Дворце появилась Магда, пускай они теперь с Иваном были враги.

Глядя на воду, Александр неожиданно и как будто удивляясь собственному спокойствию, подумал: «Он уже торгуется собственной смертью…» На дорожке, ведущей к бельведеру, он увидал Ллойда. Тот стоял, слегка склонив голову набок, и внимательно, как бы непонимающе смотрел на него. Взгляд этот не понравился Александру, он даже решил, что Ллойд вот-вот залает на него.

– Ко мне, – позвал он.

Ллойд не двинулся с места, еще как будто размышляя – залаять или нет.

– Ко мне! – повторил Александр.

Ллойд, уступая, сделал неуверенное движение ему навстречу, но тут же, точно увидал что-то в другой стороне, с наивно-игривым видом сорвался прочь. «Вздорный пес», – подумал Александр. Ему делалось стыдно своего настроения. Оттого он и решил повременить с госпиталем, что хотел собраться с мыслями. Однако он не мог не только успокоиться, но был уже не в силах попросту держать себя в руках – так, начав с выговора камердинеру, который сказал, что княжна «вставать не желают, им плохо, кричат», кончил тем, что, вспомнив ни с того ни с сего о разбившемся докторе, послал за Андреем. То есть все-таки надумал ехать в город.

Показавшись для объяснения в университете, он заговаривал со всеми, кто встречался по пути, знакомыми и незнакомыми, и даже вручил кому-то сувенирный медальон. Погода будто вторила его воодушевлению – тучи разносило, между крышами, поджигая их по гребням, протискивалось лучистое солнце, мокрые тротуары блистали и курились.