Генри Олди - Рассказы ночной стражи

Он замолчал. Я не уходил, хотя мне и следовало торопиться.

— Моя жизнь — пустой звук, эхо в горах, — клинки шевельнулись. Солнце отразилось в полированном металле. — Я мертвец. Что бы я ни натворил, меня нельзя наказать сильнее, чем я уже наказан. Мальчик, ты — другое дело.

Спросите меня: почему я не оскорбился из-за «мальчика»? Почему не обругал наглеца? Не затаил зла? Спросите и я вам не отвечу.

Не знаю. А если знаю, так не скажу.

— Сёгун? Милость этого парня переменчива, как погода в море. Полный штиль? В любой момент готовься к шторму. Берегись его, мальчик. Я сделаю, что смогу. Но я всего лишь слуга. У меня ничего нет, даже лица.

Он был непочтителен к сёгуну. Был непочтителен ко мне.

— Да, — кивнул я. — Я буду осторожен.

Я возвращался к помосту, но мне казалось, что я лежу в грязи у дома торговца Акайо. Меня хлестали струи дождя. Надо мной стоял Мигеру, только вместо плетей он держал клинки из стали, клеймёной волчьей лапой. Он сражался за меня.

В эту грязь я швырнул себя сам.

Лиса стоит, как до неё стоял Ивамото Камбун.

Лисьи лапы висят вдоль тела. Камбун держал меч двумя руками, отчего меч приобретал сходство с огородной тяпкой. Лиса вооружена мечом и кинжалом. Корзинка из прутьев, в которую упакована рукоять кинжала, касается бедра лисы. Остриё меча, одолженного старым вороном, чертит на земле неизвестные мне иероглифы. Движется только остриё — слабо, еле заметно.

Лиса не движется.

Молодой ворон приседает, сгибая колени. Оба его крыла выставлены вперёд. Ворон поворачивается к лисе боком, угрожает кинжалом. Крыло с мечом поднимается вверх, над головой. Длинный клинок наискось перечёркивает пространство перед вороном. Приглашает лису: ну же!

Лиса неподвижна.

«Искусство боя парой стальных мечей, — слышу я голос сенсея Ясухиро, — утеряно. То, что сохранилось, недостоверно. То, что известно мне, скорее догадки и предположения. Теория без практики мертва. Лягушка в колодце не знает большого моря…»

Полагаю, сенсей отдал бы десять лет жизни за то, чтобы рана не помешала ему присутствовать в Фукугахаме. Гнев сёгуна? Мстительность сёгуна?! Это не устрашило бы сенсея. Но возможность увидеть не просто искусство боя двумя мечами, а чужое искусство? В деревне, где нет фуккацу ?!

Там, где я вижу колодец, Ясухиро увидел бы море.

Ворон срывается с места. Вспорхнув, налетает на лису. Отскакивает, налетает вновь. Рубит, колет — от плеча, от локтя. Крылья его стремительны, клюв беспощаден. Расстояние между ним и лисой пульсирует, сокращаясь и удлиняясь, будто свежая рана.

Звон, лязг.

Всякий раз лиса делает шаг в сторону. Там, где я бы отступил, лиса идёт по кругу. Воронья сталь пляшет, блестит, пытается войти в этот круг. Сталкивается с лисьей сталью, отступает. Лиса хлещет в ответ, как плетями — от локтя, от запястья. Ворон бранится сквозь зубы. Я знаю, что у вóронов нет зубов. Я не знаю языка варваров. Но у меня нет сомнений, что это брань.

Чёрная одежда распорота в двух местах. К красному кресту, вышитому на костюме ворона, добавляется несколько линий, тоже красных.

— El bastardo! — каркает ворон.

Лиса молчит.

Я смотрю на зрителей. Ищу в толпе Ивамото Камбуна, моего безумного, беспощадного родича. Ага, вот он. Следит за поединком, весь внимание. Как зверь, почуявший чужой взгляд, поворачивает голову, встречается со мной глазами. Улыбается? Нет, показалось.

Я забыт.

Камбун вновь поглощён поединком.

Неужели он понял, кто скрывается под маской лисы?!

— Increible! — вскрикивает Фирибу-доно.

Старшего варвара посадили рядом со мной. Видно, что он испытывает яркие переживания. Раскраснелся, подался всем телом вперёд. Думаю, ему легче было бы там, на площадке для поединков, нежели здесь, на помосте.

— Невероятно! — переводит чиновник.

Фирибу-доно продолжает что-то бормотать.

— Он говорит, — чиновник старается изо всех сил, — что самурай в маске лисы сражается как человек высокого роста, с длинными ногами и руками. Внешне он вовсе не таков, нельзя понять, откуда у него эти ухватки. Но, как ни странно, ему это удаётся! Если бы варвар не знал, что некий hidalgo … э-э… некий самурай пропал без вести и наверняка умер, он решил бы…

Зря я отвлёкся. Пропустил важное. Ворон с лисой сошлись вплотную, клинки скрещены в самом невозможном сочетании. Я вглядываюсь — и не могу понять, что означает эта изысканная композиция. Что-то подобное было во время поединка Омуры с Хосокавой. Но там скрестились два клинка, а здесь их четыре.

Знать бы, как ворон высвободился?

Рукоятью кинжала он бьёт лису в морду. Время выбрано неудачно, способ тоже не слишком удачен — лиса успевает отшатнуться. Но кончик одного из прутьев корзинки цепляется за край маски.

Рывок оставляет Мигеру без актёрской личины.

С дикой скоростью ворон отлетает назад. Впору поверить, что перед ним взорвали праздничную ракету с серой и древесным углём. То, что не могло сделать оружие, сделала лицевая плоть каонай . Ворон испуган, ворон в ужасе.

— El es un leproso [72] Он прокажённый! ( исп .) ! — вопит он.

Я не знаю, что делать. Вспороть себе живот?

Мигеру опускает оружие вниз. Стоит, как стоял в начале поединка. То, что заменяет ему лицо, бесстыдно обнажено в присутствии толпы самураев, первого министра, сёгуна.

— Слышите? — кричит Мигеру. — Этот человек говорит, что я прокажённый!

Гогот самураев служит ему ответом. Смеются все, даже сёгун.

— Он боится подхватить от меня эту заразу!

Гогот превращается в бурю. Многие хватаются за животы.

— Сказать ему, как получают такую болезнь?

— Да! — откликаются самураи.

— Сказать!

— Только пусть выедет из Фукугахамы!

— Здесь он не заразится!

— Это прекрасно! — сёгун вытирает слёзы платком. — Это чудесно! Такое унижение варвара… Рэйден-сан, вы меня не разочаровали!

— Рэйден-сан умён не по годам, — соглашается министр Фудзивара. — У моего господина острое зрение. Среди множества людей мой господин всегда примечает того, кто достоин возвышения.

Сёгун недобро щурится:

— Это так, мой дорогой Фудзивара. Я примечаю, а вы обходите этих людей почестями и должностями. Сколько раз я уже говорил вам об этом?

Первый министр смущён. Он кланяется и умолкает.

Меж тем Рикарду-доно уже оправился от потрясения. Он не понимает, что кричат ему самураи, но смех ясно говорит варвару: ты ошибся, это не проказа.

«Что же это?!» — читается во всей позе варвара.

Мигеру что-то говорит Рикарду-доно. Оборачивается к помосту: