Генри Олди - Повести о карме

Убитый из мести сохранит лицо,

станет Кубо-вторым,

продолжит жизнь мстителя.

Но что он потеряет? Что утратит?

Не узрим мы потери, а будда промолчит.

На въезде в Акаяму нас встретил караул отца.

Досмотр на этот раз вел не Икэда, а Нисимура. Благодаря его расторопности всё прошло быстро, без задержки. Отец не вмешивался. Сидя на чурбачке возле будки, он чинил боевой ухват — тот самый, с помощью которого отец летом задержал опасного преступника. На меня Торюмон-старший даже не обратил внимания.

Ну, или сделал вид, что не обратил.

Усталая кобыла шла шагом. Я не понукал её, качаясь в седле. Пожалуй, я устал не меньше кобылы, и утомление тела было слабее усталости души. Миновав поворот в горы, к храму Вакаикуса, где на кладбище покоился прах бабушки Мизуки, я услышал эхо храмовых гонгов. Почудилось, наверное. В ушах звенит, вот и гонги. Дальше начались жилые кварталы, мы проехали мимо дома торговца рыбой, высланного из города за ложное фуккацу . Сейчас в доме жили совсем другие люди: семья чиновника полиции. У дома курил трубку досин Хизэши: ждал начальство.

Он помахал мне рукой, я ответил ему тем же.

За третьими квартальными воротами нас ждала лавка аптекаря Судзуму. Я отвернулся, чтобы ненароком не встретиться взглядом с аптекарской дочкой. Вдруг она выйдет на крыльцо? Выглянет из дверей? Мне до сих пор было больно смотреть на Теруко-тян, хотя временами очень хотелось перекинуться с ней хоть словечком.

Лапшичная дядюшки Юичи. Зайти перекусить?

Нет, позже.

Я бездарен в поэзии, живописи и каллиграфии. Но мне казалось, что я еду не по городу, а по событиям последних месяцев, так круто изменивших мою жизнь. Переписываю эти дни заново, придавая каждому новый смысл.

Она ждала меня на улице, возле ворот дома сенсея Ясухиро. Молодой широкоплечий мужчина прислонился к стене, глядя, как мы приближаемся, а я видел женщину с рассеченным горлом. В руках госпожи Йоко была нагината, как если бы она готовилась к бою.

Она не могла знать, когда я вернусь и какой дорогой поеду. Не могла и всё же ждала. Почуяла, должно быть. Нюх, как у волка.

Не поздоровалась. Не поздравила с благополучным возвращением. Она всегда сразу переходила к главному, не тратя время на остальное. Правила приличия? Это для других.

— Вы выяснили, почему я не стал безликим? — спросила она.

Она говорила о себе, как о мужчине. Правильно, у неё есть грамота.

Я спешился.

— Да, выяснил.

— Почему же?

Я шагнул к ней, словно хотел обнять или ударить.

— Простите меня, сенсей.

— За что?

— За то, что я не расскажу вам об этом. Для вас это останется тайной.

— Но почему?!

— Ваш замысел изначально достоин не только осуждения, но и наказания. К сожалению, власть ещё не создала такие законы, которые бы определили меру этого наказания. Поэтому я, ничтожный, выберу эту меру сам. Вы никогда не узнаете, почему сохранили лицо. Пусть это будет вашим наказанием.

Отступив назад, я добавил:

— Это не ваше лицо, госпожа Йоко. Это лицо Нобуюки Кубо, вашего несчастного ученика, преданного вам и преданного вами. Это не вы, это он сохранил свое лицо, что бы мы все об этом ни думали. Он сохранил его для вас. Носите подарок, сделанный вам мертвецом, до конца ваших дней. Только вы одна во всем мире будете знать, что на самом деле вы — каонай , человек без лица. Живите с этим знанием, как хотите, как сможете.

Она долго молчала.

— Я бы гордилась таким учеником, как вы, Рэйден-сан, — сказала госпожа Йоко. Я уже слышал эти слова в лапшичной, до отъезда из Акаямы, и знал, что последует дальше. — Вы точно знаете, куда бить, и не промахиваетесь.

Когда назавтра я пришёл в додзё семьи Ясухиро, занятия вел Цуиёши, сын сенсея. Госпожи Йоко в зале не было. Не пришла она и на следующий день, и позже.

Никто в Акаяме больше не видел Нобуюки Кубо-второго.

Иногда я думаю, что убил её. Убил не прикасаясь, убил без фуккацу . Есть такие способы убийства, которые оставляют убийцу жить дальше. С одним из них я познакомился ближе, чем хотелось бы. И знаете, что?

Я не испытываю сожаления.

Коку — традиционная японская мера объёма (около 180,39 литра). В пересчёте на вес в одном коку содержится прим. 150 кг риса. Это усреднённая годовая норма потребления риса одним человеком. Жалование чиновников, служащих и военных исчислялось в коку риса (реже в деньгах).

Примерно с 4 до 6 часов утра.

Примерно с 6 до 8 часов утра.

Фуккацу — воскресение, восстановление.

Сэки — застава, барьер; Осаму — твёрдость закона.

Эта — неприкасаемые, чья жизнь и работа связаны с грязью и смертью: мясники, кожевенники, мусорщики, уборщики нечистот, собиратели трупов.

Хинин — неприкасаемые, лишённые сословия. В хинин человека могли перевести временно, в наказание за преступление, вернув сословное достоинство по истечении срока. Но имелись и постоянные (урождённые) хинин.

Дайкон — японская редька. Васаби — разновидность хрена (родственное ему растение).

Рэйден (Рэйдзин) — бог-громовик, буквально «Гром и Молния».

Военный правитель, диктатор

Моммэ — серебряная монета достоинством в восемьдесят мелких медных монет (мон)..

У японских аптекарских весов имелась лишь одна чашка. Она подвешивалась к штанге с передвижным грузом-противовесом.

Матрас, набитый хлопком и шерстью.

Додзё — «Место, где ищут Путь», помещение для медитаций и духовных практик. Позднее зал для занятий боевыми искусствами.

Ивамото — Основание Скалы.

«Дзюнанна Йосеи» — гибкий импульс, энергия гибкости, гибкая сила.

Возглас радости.

Шесть утра. Пропуск в город длился с шести часов утра до шести часов вечера.

Искусство верховой езды.

Хлебный злак, близкий к просу.

Ронин — самурай без господина.

Бакуфу (букв. «управление из походной палатки») — военное правительство, возглавляемое сёгуном.

Сяку — 30,03 см. Древко ухвата в данном случае более двух метров.

Около четырех километров.

Даймё — феодальный правитель, управлявший провинцией (аналог удельного князя).

Вид сандалий. Подошва стояла на двух прибитых снизу брусочках.