Рафаэль Лафферти - Дни, полные любви и смерти. Лучшее [сборник litres]

Представьте себе такую сцену: летающий граф внезапно складывает крылья, приземляется на пышную грудь одной из трех героинь и впивается жуткими клыками ей в горло. Каждый раз, когда это происходит, мы слышим отчаянный визг и хлопанье крыльев.

При этом очень громко и отчетливо доносится голос Кларинды Каллиопы, полный замедленной селеновой ярости:

– Черт тебя дери, Аврелиан, они же по-настоящему сосут из меня кровь!

Ей вкрадчиво отвечает маэстро Бентли (не догадываясь, что зрители когда-нибудь это услышат):

– Совершенно верно, Клари. Это та самая правда жизни, благодаря которой я и заслужил репутацию большого мастера.

Кларинда, играя три роли, потеряла много крови и поэтому часто падала. Драма получилась захватывающей, страшной, будоражащей, пусть даже сюжетная линия распадалась на тысячи осколков – ведь каждый из них был как кровавая змея, злорадно сжимающая кольца.

А когда фильм с последним всплеском крови окончился, зазвучали голоса из личной драмы:

– Аври, если ты так боишься, что тебя убьют, как насчет того, чтобы принять меры заранее? Я же останусь совсем без гроша.

– Я оставляю тебе половину моего королевства… э-э-э… моего состояния. Немедленно. Таково мое слово. И хватит уже падать.

– Это от слабости. У меня совсем нет сил. Да, твое слово – это отлично, Аври, но только если оно написано на бумаге и скреплено печатью. Давай позаботимся об этих мелочах прямо сейчас.

– Клари, моего слова вполне достаточно. Это все, что я могу тебе предложить. Настоящим заявляю, что половина моего состояния немедленно переходит в твою собственность. Пусть стены, у которых есть уши, будут свидетелями моих слов. И подтвердят их, если понадобится. А теперь отстань от меня хотя бы на несколько дней. Я буду занят. И перестань уже падать, это раздражает.

Затем сильно приглушенный женский голос (или это была мысль?):

– Да, я определенно смогу заставить стены свидетельствовать в мою пользу, когда пробьет час. (Надо будет на всякий случай поставить еще один контур усиления.) Свидетельству стен несомненно поверят.

А потом послышались слова-мысли, произнесенные уже мужским голосом:

– Теперь у меня есть мисс Аделина Аддамс. Почему меня должна заботить эта клоунесса Каллиопа? Просто бесит, когда она бледнеет и падает в обморок. А эти ее жалкие спектакли из-за какого-то потерянного литра крови! Но теперь меня ждет новый путь – путь к рассвету и славе. М-да, просто удивительно, как быстро мужчина может влюбиться в одну женщину и совершенно разлюбить другую!

Одиннадцатая теледрама Бентли вышла в том же 1873 году. Будучи основанной на «Трубадуре» Верди, она все же в большей мере является оригинальным произведением Бентли. Роль Леоноры исполняет мисс Аделина Аддамс. Одновременно эту же героиню играет Кларинда Каллиопа, назначенная на эту роль первоначально. Из-за того что одну героиню играют две разные актрисы, создается ощущение двойственности, если не сказать двуличности.

«Призрак» – это и в самом деле двойственность. Неумелая и запинающаяся Кларинда снова и снова пытается исполнить партию Леоноры, терпит полный провал, после чего ее багром сдергивает со сцены помощник режиссера. Место Кларинды занимает прекрасная, искрящаяся талантом Аделина Аддамс и божественно поет арию. Получается своего рода «жестокая комедия», чего явно недостает самой опере Верди – ведь всем известно, что успеха в оперном искусстве невозможно достичь без известной доли жестокости.

Кларинда несколько раз неудачно упала со сцены, сдернутая багром, а ведь она была еще так слаба после кровопотери, пережитой во время работы над «Вампирами Варумы». Ей было плохо, больно, она страдала.

– Зачем ты так себя мучаешь, Кларинда? – спросил ее однажды Юбер Сен-Николя голосом не из драмы. – Почему позволяешь так издеваться над собой?

– Только ради денег. Ради наших актерских четырех долларов в день. Я совершенно разорена и все время хочу есть. Если я продержусь до конца оперы, заработаю свои четыре доллара.

– Четыре, Кларинда? Но мы все получаем по два. Ты что, играешь еще одну роль?

– Да, Вильгельмину, подметальщицу улиц.

– А я-то думал, старый тиран осыпал тебя миллионами.

– Ах, все это в прошлом. У меня были расходы, что миру неведомы. Я была влюблена в Аполлона и отдала ему почти все деньги. А сегодня отдала все, что осталось, – чтобы он оказал мне одну особую услугу.

– Ты отдала ему деньги сегодня? Но его же вчера похоронили.

– Когда мы становимся старше, время бежит быстрее, верно?

Тем временем на оперной сцене рождался новый Верди. Лесли Уайтмэншн играл Манрико, Пол Маккоффин – Феррандо, Юбер Сен-Николя – графа ди Луну. А призраком был Аполлон Мон-де-Марсан. Неужели в либретто, кроме двойного призрака (двух женщин, исполняющих одну роль), был еще какой-то? О да, был, и настоящий притом. Его имя вписано другим, призрачным, почерком: «В роли Призрака – Аполлон Мон-де-Марсан».

Вот так – весело и с музыкой – комическая опера шла к концу. И как раз когда Манрико везли на плаху, а злобный граф ди Луна готовился к триумфу, когда все наконец сложилось в цельную картину, к всеобщему удовольствию, нечто ужасное произошло в одной из лож, нависающих над сценой.

А именно: в своей ложе был зарезан Аврелиан Бентли.

Да, вот это убийство! «Подсознательно ты ищешь вариант лучше и красивее – вариант убийства, я имею в виду» – то был голос совсем другого призрака из другой драмы. Но сейчас – быть зарезанным не кем-нибудь, а человеком, который уже день или два как мертв, да еще и в присутствии нескольких тысяч зрителей! (Конечно, не кто иной, как Аполлон Мон-де-Марсан, от которого «избавились», теперь «избавился» от Аврелиана Бентли.) И снова: «Видишь ли, убийства бывают хорошие и плохие… идеальное убийство, убийство ради искусства, стоит свеч». Аврелиан Бентли принял смерть от ножа в опере, в своей ложе, и даже он сам не мог не признать, что выполнено все было артистично и с изяществом.

Как только последние аккорды оперы стихли, публика взорвалась криками: «Автора, автора, Бентли, Бентли!»

И тогда умирающий, нет, почти мертвый человек поднялся в последний раз, сдержанно поклонился и выпал из своей ложи на сцену лицом вниз – совершенно мертвый, с жадным (но теперь уже напившимся) кинжалом, торчащим между лопаток.

Кто бы еще мог так театрально уйти с жизненной сцены? Да, это и есть настоящая драма!

Предполагалось, что это будет двенадцатая теледрама Бентли, но она так и не была выпущена – очевидно, по причине гибели продюсера. Поэтому она существует только в виде либретто.

Это «драма нравов высшего общества», которое мисс Аделина Аддамс прекрасно знала, а Аврелиан Бентли с его быстрым умом и способностью мимикрировать уже успел узнать. Но разве драма или комедия нравов не построена на шутках и афоризмах? Как же снять такой фильм в эпоху немого кино?