Владимир Сорокин - Доктор Гарин

К ним подбежал Штерн с котом породы сфинкс на руках. Из своей палаты выполз Эммануэль. Непонимающе посмотрел на всех, развёл руками и забормотал по-французски.

Пока Гарин стоял с тремя бути, успокаивая их, медики осмотрели палаты других. Не обошлось без потерь: Синдзо умер во сне от остановки своего искусственного сердца, Борис был убит любимой картиной — сорвавшись со стены, она размозжила ему голову массивной позолоченной рамой. С трудом удалось разбудить Дональда, спавшего в обнимку с ополовиненной литровой бутылкой бурбона. Всем пациентам были сделаны маски из наволочек, смоченные тем, что нашлось в мини-барах, — водой, соком или кока-колой.

Сети не было ни у кого. По флюгеру определили направление ветра — западный. Краткий консилиум решил однозначно — бежать на север, в Барнаул, и как можно скорее. Медиков оказалось всего пятеро: Гарин, Пак, Штерн, Маша и старшая медсестра Ольга. Остальные, а также массажистки, повара, банщик, официанты, садовник, уборщицы доставлялись в санаторий ежедневно автобусом по утрам. В это роковое утро автобус с персоналом, естественно, не пришёл.

Сборы проходили в страшной спешке. В гараже санатория рядом с двумя электрокарами стояли две машины — крошечная двухместная «пчёлка» Пак и старый джип-тойота Штерна. Гарин машин не водил и не имел. Автобуса, который очень пригодился бы сейчас, не было. Электрокары были предназначены исключительно для перемещения по территории санатория, в две машины пять человек и шестеро бути с мешками продуктов, дорожными сумками и старомодным, огромным чемоданом Гарина никак не помещались. К тому же медики быстро пришли к выводу, что на дорогах теперь, когда началась война, будет опасно: возможен казахский десант, военные действия, авианалёты, артобстрелы, разбой, произвол военных и партизанщина. Недолго поразмыслив, Гарин предложил оптимальное — идти до Барнаула на маяковских по бездорожью. План его был единогласно одобрен.

Через минуту все стояли в подвале возле шести двухметровых пластиковых саркофагов. На их цифровых панелях были набраны коды пробуждения, крышки саркофагов стали медленно открываться. В каждом лежал на спине с поджатыми к груди ногами голый биоробот телесного цвета. Могучие руки обхватывали мускулистые ноги, красивое, гладкое лицо с закрытыми глазами улыбалось, голый череп по цвету не отличался от лица и тела. В биороботах заработала программа «пробуждение», голубые глаза их открылись, мускулистые руки разжались, ноги распрямились, и шестеро трёхметровых гигантов с одинаковыми синхронными движениями покинули саркофаги и встали возле них.

Этих биороботов, произведённых в Уральской Республике, по случаю и недорого купил хозяин санатория, барнаульский бизнесмен Ван Хонг. Изготовленные по швейцарско-китайской технологии, биороботы SOS-3 предназначались исключительно для спасательных работ в горах. Но относительно недорогое производство вскорости сделало SOS-3 популярными у сельского населения УР. Их стали активно покупать и использовать не только для переноски тяжестей, но и в качестве транспорта. В своих заплечных корзинах они носили детей в школу, а взрослых — по их деловым и бытовым надобностям. Одинаковые, всегда улыбающиеся лица с большим мясистым носом, мужественным ртом и голым черепом делали их похожими на советского поэта Маяковского. В народе их быстро прозвали маяковскими. Впрочем, некоторые звали их терпилами. Запасливый Ван Хонг купил этих шестерых дешёвых маяковских просто так, на всякий случай. В санатории их использовали для переноски тяжёлых вещей, земляных работ в саду, а чаще всего — для пикников в горах с пациентами.

Перед улыбающимися голыми гигантами была поставлена задача. Они надели свои просторные заплечные корзины, куда поместилось всё: люди, бути, поклажа и кот Эхнатон. Тела погибших Бориса и Синдзо взяли с собой, чтобы похоронить по дороге. Гарин и Маша сели в корзину вместе. Пак оказалась в компании Ангелы и Ольги. Штерн — с Эммануэлем и Джастином. Дональд восседал на своём маяковском один с кучей провианта. Владимир и Сильвио выбрали свою корзину. Шестой маяковский нёс мёртвых и поклажу.

— Вперёд! Направление — север! — скомандовал Гарин своему маяковскому, и тот двинулся к воротам санатория.

Пять маяковских последовали за ним. Когда вышли за ворота, Гарин обернулся, бросив прощальный взгляд на санаторий, в который судьба занесла его на три с лишним года. С рухнувшим левым крылом, выбитыми стеклами и вывороченными рамами он являл собой жалкое зрелище. В парке лежал упавший красавец-каштан. У старой пихты сломало макушку. Решётчатая беседка завалилась набок.

Маша тоже обернулась.

— Сон… — произнесла она, презрительно усмехнувшись под своей маской.

— Как слон, — прогудел Гарин, удручённо вздохнул и отвернулся от санатория.

Что может преградить дорогу путнику, идущему по каменистому и лесистому бездорожью в предгорьях Алтая? Только быстрая горная река. Именно это и произошло на вторые сутки похода в сторону Барнаула. Неширокая, но сильная и бурная, вытекающая из ледника Геблера, река Катунь показала своё упругое, грязно-молочное тело в просветах лесного массива. Едущий на головном маяковском Гарин посмотрел на свой хоть в чём-то полезный FF40: ровно два часа пополудни. Погода стояла сухая, безветренная, солнце припекало не по-весеннему. Гарин покрывал свой голый череп и шею нательной майкой. Сидящая рядом с ним в корзине Маша вырезала себе из кармана куртки что-то вроде тибетской шапки. Среди медиков только запасливая Пак успела бросить в сумку свою серебристую японскую шляпку, что теперь вызывало зависть коллег. Штерн налепил на голову намоченный носовой платок с узелками на концах, Ольга утром сплела венок из медуницы и подснежников и теперь несла его на голове подобно короне.

Первый день похода прошёл сумбурно: выбирали дорогу, ориентировали безмолвно-покорных маяковских, торопились уйти от радиации, заботились о бути. Заночевали в распаде у родника между двумя небольшими хребтами, разведя костёр и согрев на прутьях то, что успели захватить на кухне. Естественно, пищи оказалось мало, почти вся она досталась бути, компенсировавших едой последствия шока. Наевшись поджаренного хлеба с малиновым сиропом и консервированной ветчины, бути, спокойно переносящие жару и холод, заснули на каменных ложах. Медики спали в корзинах, укрывшись чем придётся. Как и ожидалось, ночь была холодной, и все продрогли. Гарин и Маша спали, обнявшись. Ночью была слышна далёкая канонада и небо на юго-западе озарялось вспышками.

Зато ночью переменился ветер, и утром маски не понадобились. Позавтракав сухими хлебцами и родниковой водой с сиропом, выбрали место для погребения Бориса и Синдзо. С трудом выкопав две неглубокие могилы, уложили туда тела погибших. Гарин приказал маяковским положить сверху два больших камня. Пак произнесла недолгую речь по-английски, Ангела прочитала совсем короткую отходную на латыни, каждый из медиков достал свое оружие: Гарин — старый тупоносый «бульдог», Маша — большой, вороно-чёрный глок, Пак — серебристый «питон», Штерн — беретту, Ольга — миниатюрный дамский браунинг.