Владимир Сорокин - Доктор Гарин

Дали залп над могилами, после чего Эммануэль громко разрыдался. Гарин взял его на руки и посадил в корзину. Сильвио перекрестился и поцеловал оба могильных камня. Джастин поклонился им, Владимир погладил камни, пробормотав: «Это не я», Дональд ударил по камням кулаком, прорычав: «Ashes to ashes!», Ангела с привычным вздохом произнесла: «Ruhet in Frieden, meine Lieben [24] Покойтесь с миром, дорогие мои (нем.). ».

Расселись по корзинам и отправились дальше. Пили воду и жевали в дороге, не останавливаясь. И дошли до реки Катунь. Место для брода пришлось искать интуитивно: мёртвые без сети мобильники не смогли помочь.

— Господи, благослови! — громко произнёс Гарин и положил ладонь на гладкую, всегда прохладную голову маяковского. — Вперёд! Медленно! Осторожно! Бережно!

Маяковский стал медленно входить в мутно-белёсую, шумную реку. Корзина закачалась. Робот погрузился по пояс, вода забурлила вокруг. Опершись о пластиковые края корзины, как о спортивные брусья, Маша подняла ноги, поджала. Вода хлынула в корзину, стала подниматься. Маяковский ступал осторожно, погружаясь всё глубже. Остальные пятеро с седоками стояли на берегу. Вода дошла маяковскому до груди, корзина закачалась сильнее. От воды запахло льдом, высокогорьем. И она была ледяной, обожгла холодом Машины ноги. Гарин стоял неколебимо, погружаясь в поток. Чертыхнувшись, Маша вскарабкалась на плечи маяковскому, обхватила его голову. Гарин обнял Машу рукой. Маяковский шёл дальше, погружаясь глубже. На середине реки его плечи скрылись под водой.

— Гарин, меня смывает… — простонала Маша, обхватывая Гарина за шею.

— Держитесь! — проревел Гарин.

Маяковский погрузился по уши. Белёсые волны захлестнули седоков, корзина заходила ходуном. Маша вскрикнула, Гарин держал её.

Маяковский остановился.

— Вперёд! — проревел Гарин.

Маяковский стоял в бурном потоке. Гарин наклонился и прорычал в его полузатопленное огромное ухо, как в морскую раковину:

— Вперёд, мать твою!!

Маяковский двинулся дальше. Вода стала захлестывать его голову. Он ступил ещё, ещё, ещё, погружаясь глубже. На поверхности оставался только кладкий кумпол головы, на котором, словно в насмешку, играло весеннее солнце.

— Гарин… это не брод… — простонала Маша, отворачиваясь от клокочущей вокруг, брызжущей воды.

Платон Ильич сжал её так, что она застонала.

Маяковский шагнул, чтобы совсем погрузиться в пучину.

Но не погрузился.

— Неси… шагай… бога… мога… тырь… — зло простонала Маша, заплетаясь языком.

Маяковский шагнул ещё, ещё. И стал подниматься над потоком. Гарин облегчённо разжал стальные объятья. Почувствовав брод, SOS-3 зашагал уверенней, солнце ободряюще заблестело на его могучих пластиковых плечах. Вода отхлынула вниз. И через пару минут робот вынес их на каменистый, залитый солнцем берег.

С противоположного берега зааплодировали.

— На колени! — приказал Гарин.

Улыбающийся маяковский опустился на колени. Гарин высадил Машу из корзины, приложил ладони ко рту и закричал оставшимся:

— Одних бути в корзинах нельзя переправлять! Смоет! Со-про-вож-дение!!

Медики кивнули. И стали распределять pb по корзинам: по двое на каждого медика.

— Боюсь, я не удержу их!! — крикнула Пак Гарину.

— Кому-то придётся вернуться, — подсказал Штерн.

— Как в задачке про козла, волка и капусту… — зло усмехнулась Маша, снимая мокрые штаны.

— Я возвращаюсь!! — прокричал Гарин.

И он вернулся на своём маяковском и взял в корзину Эммануэля и Джастина. Переправились благополучно, хотя бути и наглотались ледяной воды, карабкаясь от неё по сопровождающим, а кота Штерна чуть было не поглотила стремнина. Но у последнего, багажного маяковского всё-таки смыло сумку Маши и мешок с консервами.

— Не будем делать из одежды культа! — усмехнулась Маша, вешая свои мокрые штаны на край корзины.

— У вас там было всё нужное? — спросил Гарин, выжимая свою куртку.

— Нужное рядом. — Она ткнула Гарина пальцем в живот. — Ваш смартик waterproof?

— Понятия не имею… — Гарин вытащил из мокрого кармана свой FF40, глянул. — Работает! Но сети нет. Карт нет. Только компас.

— Я знаю, что до Барнаула от санатория 197 километров.

— За два дня мы прошли уже двадцать восемь! — подсказал Штерн, услышав их разговор.

— Маяковские широко шагают.

— Осталось совсем немного! — рассмеялась голая субтильная Пак, выжимая свою одежду.

— Вы мальчик или девочка? — спросил её прыгающий на ягодицах по камням Дональд и захохотал.

— Дональд — мастер риторических вопросов. — Штерн сощурился на солнце, успокаивающе поглаживая мокрого кота. — Как же хорошо, что солнышко припекает, не замёрзнем, Эхнатончик… А мой платок смыло с головы!

— А мою шляпку — нет! — похвасталась Пак.

— Задерживаться тут не станем! Двинемся дальше! — объявил Гарин.

Его нательная майка, напоминающая головной убор бедуинов, чудом не уплыла. Только теперь он снял её с головы и отжал.

— Может, всё-таки разведём костёр и обсушимся? — предложила Ольга, раздеваясь и обнажая своё пухлое татуированное тело.

— Обсохнем по дороге! Солнце сильное! — ответила ей полуголая Маша, надевая пояс с кобурой и залезая в корзину к Гарину. — Вперёд, богатырь!

Маяковский выпрямился. Бути тем временем разбрелись по берегу: Эммануэль рвал редкие цветы, Джастин свистел и швырял камни в бурную реку, Ангела долго и прерывисто мочилась, Дональд прыгал по камням, Владимир учил Сильвио играть в ладушки.

— Это не я, это не я! — давал он советы другу.

— По ро-бо-та-а-ам! — проревел Гарин.

Все стали рассаживаться по своим маяковским. Стоя в корзине, как на капитанском мостике, Гарин оглянулся. Горы с белыми, слепящими глаза вершинами остались позади. Впереди раскинулся другой ландшафт: возвышались покрытые ёлками и пихтами пологие сопки, а совсем на горизонте голубели леса и зеленела далёкая равнина.

Маяковские повставали с колен и со своими неизменными улыбками, широко и точно шагая, понесли седоков дальше.

Не прошли и десяти километров, как наткнулись на группу беженцев, расположившихся на привал у обочины просёлочной дороги. Завидя путников на маяковских, они встали, пошли навстречу и стали просить по-русски и по-алтайски взять их с собой. Гарин приказал роботам остановиться, спешился. Беженцы обступили его. Из разговора с ними выяснилось, что они не животноводы, как сперва подумал Гарин, а потомственные часовщики-инвалиды, занимающиеся редким промыслом — изготовлением каменных часов. Ядерный взрыв разрушил три их дома в горах, убил двоих взрослых и одного ребёнка. Оставшиеся спешно погрузились на ослов и отправились в Барнаул. Поначалу ехали по шоссе, но вскоре высадился казахский десант, началась перестрелка с республиканской гвардией, что заставило часовщиков свернуть на просёлочную дорогу. Гружённые поклажей ослы шли медленно, кустари боялись, что умрут в дороге от радиации, пока доберутся до города. Гарин успокоил их, объяснив, что ветер переменился и им не стоит бояться радиоактивного заражения.