Владимир Сорокин - Доктор Гарин

— Ваше превосходительство, во имя солнечного света, возьмите нас! — умолял седовласый патриарх клана горных часовщиков, ползая на коленях перед Гариным.

Остальные тоже стояли на коленях.

— Встаньте! — приказал им Гарин.

— Не можем, не можем! — радостно-виновато улыбался старик. — Коли б могли, давно бы были в Барнауле.

Оказалось, что их наследственная семейная болезнь — остеомаляция, размягчение костной ткани ног, пришедшая, как они объяснили, на Алтай ещё в XVIII веке из Италии.

— Был в Мантуе герцог Винченцо Гонзага, который с юности питался только тушёным мясом и полентой, — объяснял старик, ползая перед Гариным. — От этого, ваше превосходительство, у него стали постепенно размягчаться кости ног, и вскоре он сам уже не был в состоянии сесть на коня. Его жена ела ту же пищу, и у неё началось то же самое. Их дочь и сын родились с таким же недугом. И его сын, Гульэльмо, совершил грех, влюбившись в свою родную сестру Констанцию и переспав с ней. Это открылось, и чтобы избежать родительской кары, любовники бежали из Мантуи сперва в Австрию, потом в Персию, а потом на Алтай к зороастрийцам. Там их обвенчали по зороастрийскому обряду. С тех пор в нашем роду рождаются дети исключительно с таким недугом. Ходить не могут. Могут только сидеть или ехать на ком-нибудь.

«Однако какое сходство с pb!» — подумал Гарин и переглянулся с Машей.

Она кивнула, поняв его взгляд, и скривила губы в сторону бути. Те с интересом смотрели на инвалидов сверху из корзин.

— И что же, сидя ваши предки стали делать часы? — продолжил Гарин.

— И они стали делать часы, ваше превосходительство. Каменные! Без единого миллиграмма железа.

— А пружина?

— Не нужна! Гирьки-противовесы. Антонио! Покажи-ка наши уникальные часы, сынок! — приказал патриарх.

Его интеллигентная речь импонировала Гарину. Его сын, тоже совсем седой, подполз к нагруженному двумя сундуками ослу, достал часы и передал отцу. Патриарх с поклоном протянул часы Гарину. Они были тяжёлые, размером с грейпфрут, и представляли собой затейливую избушку с циферблатом и окошком. Крыша, бревна, наличники, стрелки, циферблат, оленьи рога, труба — всё было каменное и переливалось оттенками горных пород. Две каменные шишки болтались рядом с избушкой на каменных цепочках.

— Извольте дёрнуть за правую шишечку, ваше превосходительство! — посоветовал патриарх.

Гарин дёрнул. Окошко открылось, и гранитная кукушка трижды прокуковала странноватым скрипучим голосом.

— Какая подробнейшая работа! — удивился Гарин. — И от них… чем-то приятным пахнет. Что это?

— Каменное масло, ваше превосходительство.

— Каменное масло? Нефть, что ли?

— Ну что вы! Нефть — грязь по сравнению с каменным маслом. Это драгоценное масло, образовавшееся за сотни миллионов лет в горных пещерах. Найти его — великое искусство. Масло не только смазывает механизм наших часов, но и распространяет живительный, омолаживающий аромат.

— Замечательно! — Гарин показал часы седокам.

— Сколько же вы изготовили этих часов? — спросила Маша.

— За два века всего сто девяносто четыре штуки, моя госпожа, — улыбался патриарх. — На один экземпляр уходит полгода кропотливой работы. Они невероятно дорогие. Наши часы в коллекциях у богатейших людей мира, у политиков, магнатов. И у всех правителей Российской империи, Николая II, Ленина, Сталина, Брежнева, Горбачёва, в кабинетах висели наши часы. Это были наши подарки властям. Часы висят и у президента АР! Если он, конечно, ещё жив…

Гарин показал часы Владимиру:

— А вам это уже не дарили?

— Это не я! — ответил тот.

— Ваше превосходительство. — Старик прижал руки к груди. — Я подарю вам эти часы, только возьмите нас с собой! Мы здесь погибнем!

— Вы не погибнете, — заговорила Пак. — Если вы боитесь радиации — напрасно. Во-первых, ветер сейчас северо-восточный, во-вторых, в современных ядерных бомбах остаточная радиация не очень сильна. Они теперь «чистые». Я была свидетельницей трёх ядерных взрывов и жива до сих пор и здорова.

— Я жив после двух! — добавил Штерн.

— А я — после полутора! — засмеялся Гарин.

— Ядерная бомба — это уже рутина жизни, — презрительно усмехнулась Маша.

— Не стоит её бояться.

— Вас… двенадцать, — сосчитал Гарин. — А мы и двух не можем взять: мест нет, как видите.

— Возьмите хотя бы одного из нас!

— Одного? Кого именно?

— Моего внука Анания! Если все мы погибнем по дороге, он сохранит секрет изготовления каменных часов. Ананий!

Молодой человек лет семнадцати с продолговатым, неприветливым прыщавым лицом нехотя подполз к Гарину.

— Возьмите, ваше превосходительство! — Старик схватил руку Гарина, пытаясь поцеловать её.

— Но, но, любезный… — Гарин отдёрнул руку, перевёл взгляд на своих. — Сыщется место для Анания?

Пак перевела его слова бути.

— Найдётся! — закричали Дональд, Сильвио и Джастин.

— Это не я! — улыбался Владимир.

— Потеснимся! — Голая Ольга с венком на голове подмигнула Ананию.

— Только не в нашей корзине, — скривила губы Маша.

— Одного берём! — кивнул Гарин.

— О, благодарю тебя, великий Ахура-Мазда! — возопил старик, отворачиваясь от Гарина к солнцу и простираясь ниц.

Остальные беженцы повторили за ним. Ананий совершил ритуал солнцепоклонства с явной неохотой.

Ему быстро собрали объёмистую походную сумку, куда уложили еду, одежду, воду, короткоствольный автомат с запасными рожками и каменные часы в кожаном футляре. К сумке пристегнули складную инвалидную коляску японского производства. Дональд потребовал, чтобы Ананий ехал с ним. Его маяковский присел с улыбкой, часовщики закинули сумку, а Гарин помог Ананию перевалить худое тело через борт корзины. Ноги юноши были тонки и болтались, как плети. Дональд хлопнул его по плечу:

— Hi, I'm Donald!

Ананий сумрачно глянул на Дональда:

— А вы… топс-попс? Привет.

Он говорил только по-русски и по-алтайски.

— Вперёд! — скомандовал Гарин.

Под прощальные возгласы часовщиков трёхметровые маяковские выстроились цугом на север и широко, равномерно зашагали.

За два с половиной часа пути пейзаж резко изменился: сопки сгладились, лес стал смешанным, прибавилось молодой травы и разнообразных по красочной палитре первоцветов. Солнце по-прежнему сияло на безоблачном небе и грело ещё холодную землю. Во время пути слышалась поначалу далёкая, а потом и близкая канонада, долетал треск пулемётов. Однажды позади, на юго-западе что-то тяжко и гулко ухнуло, словно во сне выдохнул огромный каменный великан.

Медики часто оглядывались на великолепные, залитые солнцем горы, незаметно удаляющиеся с каждым шагом маяковских, понимая, что этой ослепительной красоте уготована судьба навсегда отодвинуться в прошлое и остаться за спиной, как и всему, что связывало их с санаторием.