Владимир Сорокин - Доктор Гарин

— Джонни, мы встретились с тобой благодаря этому человеку. — Ляля схватила Джонни за невероятные кисти рук. — Поклонимся же ему!

Они опустились на колени, склонили головы перед портретом и коснулись, коснулись древнего камня государственности, одним могучим движением соединившей их души, тела и гениталии в этом огромном и прекрасном мире.

И надолго припали губами к глубокому гранитному безмолвию.

— Неужели это Джонни Уранофф?! — послышался женский голос, опрокидывающийся в колодец сдержанной восторженности.

Джонни с трудом оторвал свои губы от гранитной вечности.

— И он целует нашу Красную площадь! — задрожал от нарастающего напряжённого волнения мужской голос.

— Да! Это Джонни Уранофф! — рубящим лезвием реальности подтвердила Ляля.

— Нет!! — всплеснула белыми, дородными и народными руками Настасья и тут же рухнула на розовые колени разбухающего обожания.

— Джонни… — только и успел произнести Пётр подмосковными губами, ошеломлённо застывающими на морозе всемирного узнавания, но жена дохнула жаром простой радости человеческой.

— Петя, на колени!

Они рухнули перед Джонни на колени своего жарко-ледяного восторга.

— Кто вы, русские люди? — спросил Джонни, с подробной решительностью помогая им встать на пошатнувшееся прежнее.

— Настасья и Пётр Бобровы.

— Что вы делаете?

— Мы производим молоко, сметану, творог.

— Зачем?

— Чтобы накормить белой радостью советских людей! — ответила за застывающих супругов Ляля.

Морская бездна глаз Джонни качнулась, вспухая пузырями глубинного предчувствия:

— Это… прекрасно!

— Доброе утро! — раздалось рядом с Гариным.

Он обернулся. На своей японской инвалидной коляске сидел Ананий. Рядом с ним стояла его пухленькая подружка.

— Кайирлы тан! [29] Доброе утро (казах.) . — произнесла она.

— Утро доброе, — ответил Гарин. — Сдаётся мне, вы неплохо отдохнули вчера?

— Да, директно, — усмехнулся Ананий. — Я это, спросить имею: можно её нам с собой в Барнаул иметь?

— Мест нет, — сурово пробасил Гарин.

— Ну, может, кто имеет уступать место?

— Никто не потеснится, молодой человек. Да и дорога опасная.

Узкое прыщавое лицо Анания исказила гримаса недовольства. Он перевёл ответ Гарина на казахский, по-русски девушка не понимала.

— Окиништы! [30] Как жаль! (казах.) — закачала она круглым и белым, как луна, лицом.

— А если я очень просить? — продолжил Ананий.

— А может, вам с ней тут остаться?

Ананий поморщился:

— Я бы имел остался, но мне в город надо…

— Гарин, вы здесь! — Маша ловко запрыгнула на кан.

— Как спали? — Гарин поцеловал ей руку.

— Прекрасно! Даже голова не болит. Качественный у анархистов самогон!

Подошёл мормолоновый Самуил, поднял растопыренную пятерню в знак приветствия:

— Слава Анархии! Наша богиня приглашает вас двоих на завтрак.

Внутри золотого шатра богини было море, коралловый риф, рыбы, актинии. Сама она восседала в белой раковине, тело цвета тёмного шоколада обтягивал костюм спокойного зелёного тона. Раковина лежала на всё том же куске лабрадора. Посередине шатра был низкий стол для гостей. К завтраку подали хлеб, йогурт из козьего молока, печёные яблоки, чернослив, кедровые орешки, мёд и травяной чай.

После взаимных приветствий и слов благодарности перешли к завтраку. Анархия пила только чай с мёдом из крошечной чашки.

— Вы не боитесь, что ваш лагерь свободы будет уничтожен войной? — спросил Гарин.

— А вы не боитесь, что вас убьют по дороге в Барнаул? — улыбнулась полными губами богиня.

Гарин переглянулся с Машей.

— Мы живём каждый день как единственный и последний, — произнесла Анархия.

— Это разумно в наше время, — тряхнул бородой Гарин.

— У вас были проблемы с властями? — спросила Маша.

— Когда мы здесь обосновались, местные чиновники пытались создать нам проблемы. Но услышав голос наших крупнокалиберных пулемётов, отстали.

— Откуда вы пришли?

— Первый лагерь возник на берегу Каспийского моря, потом — Казахстан, берег озера Балхаш, потом — Монголия, озеро Харгаас Нуур.

— Здесь поблизости нет озер, — сказала Маша.

— Есть реки. Воды достаточно.

— Богиня, могу я задать вам интимный вопрос? — обратился к ней Гарин.

— Конечно.

— Откуда вы родом и как вы стали Анархией?

— Правильный вопрос! — рассмеялась она. — Анархией не рождаются, увы. Я родом из Ирана. Меня вывели в знаменитом инкубаторе «Бэхор». Воспитывали и обучали в престижной школе Изумрудных Жён. Затем я была продана школой в гарем Али Машхади. Гарем был небольшой — четыре обычные женщины и шесть маленьких. Обычные жёны были белыми, а мы — разноцветными. Он называл нас Рангин Каман, радуга. Али не был очень богат. Он обожал одно и то же: наслаждаться одной из четырёх жён, в то время как шесть маленьких щекотали его в разных приятных местах. Этим щекотанием я и занималась почти четыре года. Ещё я пела, играла на терменвоксе, танцевала. А в один прекрасный день Али убили его враги. Обычные жёны им были не нужны, а нас, маленьких, они побросали в мешок и похитили. И вскоре я оказалась в Тебризе на подпольном рынке рабов. Случилось чудо — меня купил один очень хороший человек по имени Асаф. Он был великий путешественник. Торговал нелицензионным умным тестом, переезжая с места на место. Я жила практически у него за пазухой. Мы объездили полмира, легче назвать место, где я не была. И как-то раз Асаф имел дела с одним евреем из Эйлата, Ариком. Мы вместе ужинали, я танцевала на блюде, как обычно. В общем, мы с Ариком сразу влюбились друг в друга. И ночью я сбежала от Асафа к Арику. Он был троцкистом. И про анархизм он первый мне рассказал. Я сразу влюбилась в идею анархии и поняла: это моё. Ни религия, ни любовь человеческая не вызывали у меня таких чувств, как это. Мировая анархия! Свобода, которую люди не видят в упор. Арик купил мне старые книги двух отцов-основателей анархизма, которым вы поклонились вчера. И однажды, когда я читала книгу Кропоткина «Анархия, её философия, её идеал», меня осенила идея лагеря свободы. Как и все великие идеи, она пришла внезапно. Это был жаркий июльский день в Эйлате, я лежала голой на этой старой, пахнущей прошлыми веками книге, читала, перелистывала очередную пожелтевшую страницу, ложилась на другую. И вдруг — как вспышка в мозгу: лагерь «Свобода»! Любая великая идея приходит для того, чтобы воплотиться. Прошли девять месяцев. И я родила лагерь «Свобода». И сама родилась. И стала Анархией.

Гарин покачал головой:

— Удивительно!

— Какая прекрасная история! — воскликнула Маша.