Владимир Сорокин - Доктор Гарин

Меня выплевывают в страшный внешний мир. Он огромный и очень неуютный. В нём много всего торчит тут и там, но главное — всё ужасно далеко друг от друга. Всё не вместе. Торчит и топорщится многое, вдали и вблизи. И вверху, где должен в белой пустоте висеть Великий Конус… ничего не висит!! Там вверху всё не белое, а страшно синее, и висит что-то бледно-белое, непонятное. Он двигается, расплывается, меняется, исчезает и снова возникает. Когда белое наверху расступается, там появляется огненный шар, который всех палит. И в этом мире постоянно движется воздух. Иногда очень сильно. И от него всё вокруг начинает шевелиться. Это страшно! Впрочем, здесь всё страшно. И самое страшное — люди не лежат, а стоят. И быстро передвигаются на ногах по этому миру! Только на ногах! В людях нет покоя. Их вид пугает меня. Словно они постоянно что-то хотят и чем-то угрожают. На них какие-то куски чего-то, за которыми не видно тел. Они двигаются ко мне, окружают меня и говорят со мной. Они спрашивают. Я разбираю слова, но не понимаю, о чём они спрашивают. Мне страшно. Я лежу сжавшись. Они протягивают мне что-то и говорят: «Ешь!» Но они предлагают мне есть что-то страшное. Они протягивают мне что-то прозрачное, как воздух, и говорят: «Пей!» Я закрываю глаза. Они отходят от меня, оставив мне эти странные вещи, которые называются у них едой и питьём. Я ползу, и нахожу себе ямку, и лежу в ней. В ямке не так страшно. Наступает ночь, люди уходят. А вверху вместо огненного шара повисает светящийся белый шар. Он не палит, но освещает всё вокруг. Я выползаю из ямки и пытаюсь осмотреться. Но этот широкий мир страшен ночью тоже. Я снова забираюсь в ямку. Так проходит несколько дней. Я теряю силы. Мне уже не хочется выползать из ямки. Хочется заснуть в ней навсегда. Однажды ко мне приближаются люди. Они не похожи на других. На них очень мало кусков. Они все бородатые, как мой отец. И они никуда не спешат и не угрожают. Они спрашивают меня, что я хочу. Я говорю, что хотел бы поесть моей любимой жижи. Они спрашивают про жижу. Я пытаюсь объяснить им, что ем только родную жижу. Тогда один из них говорит: «Я приготовлю тебе жижу». Он берёт то, что мне оставили как еду, смешивает в чём-то и протягивает мне. Я всасываю это в себя. Это чем-то напоминает мне жижу. И от радости я начинаю плакать. После того как я насытился, человек спрашивает меня, не хочу ли я пойти с ними. Я говорю, что мне страшно в этом мире. Он говорит, что им тоже было страшно, но они научились преодолевать свой страх. И победили мир. Для этого они стали аскетами. И он рассказывает мне, что это такое. Я соглашаюсь примкнуть к ним. Они учат меня ходить на ногах. Это очень трудно. Я могу ходить только на руках и ногах одновременно. Но через некоторое время я иду с ними. Мы идём долго, иногда останавливаясь на ночлег. По пути аскеты просят у обычных людей пищу. Из подаяния я делаю сам себе жижу. Аскеты это понимают. Некоторые из них питаются почти тем же. А двое едят иногда и то, что извергается из других как ненужное. Мы идём и идём. Мир, который вокруг, меня по-прежнему пугает. В нём нагромождено страшно много всего. И непонятно — зачем? Встречаются разные существа, ходящие на четырёх ногах или ползающие. Мне ближе всего те, которые ползают. Но есть и которые двигаются по воздуху. Они мне совсем непонятны. Иногда сверху начинает сильно течь прозрачное и раздаются грозные звуки. Иногда воздух начинает сильно двигаться и всё вокруг шатается. Но чаще всего наверху висит огненный шар и сильно палит нас. Мы идём и идём. И приходим к месту, где кончается твёрдое и начинается только жидкое. Его страшно много. И оно тянется до самого горизонта! Но по жидкому люди могут двигаться на твёрдых вещах. Это называется корабль. Мы забираемся на корабль и двигаемся по жидкому. Жидкого становится очень много! Оно вокруг! И оно качает нас. Это так страшно, что я ложусь на твёрдое вниз лицом и закрываю глаза. Через несколько дней и ночей наш корабль останавливается возле твёрдого. И мы идём на твёрдое. Оно называется остров аскетов. Здесь живут аскеты. Они приветствуют нас. И мы начинаем жить на острове. Каждый аскет делает что-то своё, чтобы уйти от страшного окружающего мира: кто-то сидит неподвижно, кто-то стоит, подняв левую руку. Кто-то просто стоит на месте. Кто-то живёт в пещерах. На острове есть деревни, где нам дают пищу. Я пробую жить в пещере, но она напоминает мне нашу ячейку, и мне становится тоскливо, я плачу. Я не могу жить один в пещере. И я решаю просто стоять на твёрдом. Но мне трудно стоять только на ногах. И я стою на твёрдом на ногах и руках. Я стою день и ночь. И мне становится очень хорошо. Аскеты делают мне жижу, и я сосу её, продолжая стоять. Я стою дни и ночи. И чем дольше я стою, тем спокойней мне становится. Стоя на твёрдом, я понимаю всё. И я перестаю бояться внешнего мира. Он не может помешать мне. Я стою, стою. Аскеты кормят меня. Но я начинаю отказываться от жижи. Мне хорошо и без неё. И вскоре аскеты перестают кормить меня. Лишь иногда они берут меня, переносят, ставят в жидкое и моют. Но это тоже происходит всё реже. Я уже перестаю думать о времени. Оно перестаёт меня интересовать. Я стою на твёрдом. Огненный шар палит моё тело, жидкое льётся сверху, сильный воздух обдувает со всех сторон. Но я спокоен. Я не боюсь. Мне ничего не нужно. Мне очень хорошо. Я стою и стою. Некоторые из аскетов уходят куда-то, появляются новые. Но я уже перестаю различать их. Я слышу голоса, но они как воздух или шум жидкого вокруг острова. Аскеты исчезают. Их становится всё меньше. И однажды я слышу над собой: «Сколько стоит этот стол?» — «Пятьдесят фунтов, мэм». — «Я беру его за тридцать». После чего меня берут и переносят на корабль. Я плыву на корабле. Потом меня переносят на другой корабль. И я долго плыву на другом корабле. Потом меня переносят по твёрдому и куда-то вносят. И ставят. И чем-то покрывают. И что-то ставят на меня. И вокруг меня рассаживаются люди. Они говорят, смеются, едят и пьют на мне. И хозяин дома хвалит хозяйку за «абсолютное чутье на стильную колониальную мебель». И гости соглашаются. На мне едят и пьют, пьют и едят. Меня протирают. И это происходит изо дня в день, многие годы. Несколько раз на мне совершают быстрые половые акты. Затем хозяин дома умирает. И меня выносят из дома. И я оказываюсь в большом белом доме, где стоят разные предметы, а люди заходят в этот дом, чтобы посмотреть на них. Люди смотрят на меня. Просто смотрят. Они приходят в белый дом, платят деньги и смотрят на меня. Так длится годы. Десятилетия. Столетия. И наступает Вечность.

Гарин открыл глаза. Над ним нависало узкое лицо Заденя. В кабинке шумно работала вентиляция.

— Полежите немного. — Задень опустил спинку кресла.

Гарин увидел над собой белый пластиковый потолок с открывшимися вентиляционными отверстиями. Полежав минут пять, он встал с кресла и вышел из кабинки.