Владимир Сорокин - Доктор Гарин

— Не понимаю, — ответил Гарин.

— Русиб?

— Я русский.

Всадники стали медленно подъезжать. И вскоре он разглядел их головы. Головы у них, к счастью, оказались на месте, но только очень тёмные, едва различимые на фоне лесного мрака.

«В масках, что ли?»

Но всадники были не в масках. И когда, подъехав, они обступили Гарина, новая волна мурашек побежала по его шее и ушам: он понял, кто подъехал к нему.

— Черныши! — произнёс он.

Услышав знакомое слово, всадники заухали, изображая что-то вроде смеха. Двое спешились и подошли к Гарину. Они были на голову ниже его и довольно широки телом, кряжисты, с длинными руками и на кривых ногах, отчего сильно раскачивались при ходьбе. Они походили на ожившие дубовые пни с мощными корнями. В руках они держали что-то вроде коротких каменных топоров.

— Хорлан обу! — глухим голосом приказал один и угрожающе поднял своё оружие.

Не понимая, Гарин поднял руки.

— Хорлан обу!! — заревел пень, потрясая топором.

Гарин опустился на колени.

— Хорлан обу!! — шагнул тот, теряя терпение и замахиваясь.

Доктор примирительно развёл руками, а потом стал вытаскивать из карманов всё и бросать на землю. Лунный свет засверкал на золотых вещах. Непослушными пальцами доктор раскрыл бархатный мешочек, вынул супержемчужину и на ладони протянул её темноголовым.

Жемчужина засияла, словно вторая луна.

Темноголовый опустил молот, протянул корявую руку и взял жемчужину. Его напарник приблизился, и они уставили свои чёрные лица на жемчужину.

— Роксэ оборма? — спросил кто-то из всадников.

— Дропа фион! — ответил пень и кинул жемчужину всаднику.

Тот ловко поймал её, разглядел и равнодушно швырнул к ногам Гарина. Один из пней поднял роскошный пистолет и кинул всаднику. Тот рассмотрел пистолет и сунул себе куда-то за спину.

— Смартфон! — снова прогудел пень, нещадно коверкая слово.

— У меня нет смартфона… — выдохнул Гарин.

— Смартфон!! — яростно заревел черноголовый пень, замахиваясь топором и готовясь ударить.

— Нет у меня! Нет!! Послушайте… Я беженец… я доктор! — теряя самообладание, возопил Гарин, потрясая ладонями возле головы, словно молящийся хасид.

— Докатор? — повторил всадник.

— Доктор, доктор! — выкрикнул Гарин. — Я беженец, я плыл по реке, я плыву в лодке в Новосибирск, то есть в Камень-на-Оби! Я мирный человек! Я лечу людей!

Всадник подъехал. Он тоже был с чёрной головой, на которой слегка различались узкие глаза.

— Докатор? — повторил он.

— Доктор, доктор, врач, — тряс бородой коленопреклонённый Гарин.

— Гор эра храушет нав докатор по норо? — обратился всадник к другим.

Они стали отвечать ему на их языке. Это кончилось перепалкой, но всадник поднял что-то вроде шара на верёвке, угрожающе тряхнув им:

— Норо ум арбауту даро докатор ыпар!

После чего остальные замолчали.

— Борф имэрух! — Всадник указал Гарину на лежащие у его ног вещи. Гарин поднял их, рассовал по карманам.

«И жемчужина не нужна им… и нож…»

Спешившиеся пни задвигались, схватили Гарина под руки, подтащили к всадникам. Гарин сразу почувствовал силу этих людей. Легко подняв стокилограммового Гарина, они посадили его на лошадь позади одного из конных. И тут же примотали верёвкой к всаднику. Тот обернулся к Гарину. И доктор близко увидел его лицо, слегка освещённое луной. Лицо и голову человека покрывали густые, гладкие, как застывшая смола, чёрные волосы. Узкие глаза смотрели на Гарина. На месте рта разошлась щель, и из неё вместе с неприятным нутряным запахом прогудело:

— Эра вуйнопрат обо тиль докатор!

Доктор промолчал. Всадник отвернулся, ударил коня ногами и направил его вглубь бора.

Гарин уставился на затылок и уши всадника. Шапки на его голове не было. Корка из густых чёрных волосы покрывала всё. Волосатые уши были большие, но плотно прижатые к голове. И в одном ухе торчала деревянная серьга.

— Черныши… — еле слышно прошептал Гарин и сокрушённо покачал головой.

«Угораздило тебя, Платон Ильич…»

Всадники, выстроившись один за другим, неспешной рысью двинулись сквозь ночной бор. Их лошади были под стать им — широкогрудые, коренастые, невысокие. От всадника, к которому привязали доктора, пахло по-особому. Это был не запах зомби, как от недавно встретившегося Байкала, а что-то совсем другое. От зомби пахло землёй. От черныша шёл запах древесной прели, гнилушек, трухлявого дупла старого дерева, куда по осени попадают опавшие листья и жёлуди, где животные обустраивают свои гнёзда, а дикие пчёлы — ульи. Вдыхая этот новый запах, глядя на серебрившуюся под луной волосяную проволоку на голове и шее всадника, неуютно трясясь на лошадином крупе, Гарин стал вспоминать всё, что знал про этих необычных людей.

Их звали по-разному: барабинские мутанты, черныши, шерстяные, дети Биомола, чернолицые, мохнатые, мохнорылые, медведки. Их история началась в 1969 году, когда КГБ удалось выкрасть американские генетические разработки по созданию суперсолдат, устойчивых к холоду и неблагоприятной климатической среде. Через два года Сенат закрыл американский проект. Но советские его продолжили. После серии конфликтов на советско-китайской границе Политбюро одобрило создание ограниченного контингента спецвойск, способных вести боевые действия в сильные морозы, частые в Северном Китае. В 70-е проект был рассчитан на создание контингента, который мог бы противостоять локальным войнам на советско-китайской границе, угроза которых стала нарастать. Нужны были солдаты, которые смогут безропотно сидеть месяцами в холодных окопах, всегда готовые к рукопашной. Засекреченный проект «ГНЗ [54] Граница на замке. » развивался в двух местах — подмосковном нейробиологическом институте Биомол и в его сибирском филиале. Новых людей выращивали в Сибири, в закрытом поселке Биомол-2 со всеми признаками концлагеря. Выращивали больше мужских особей, но были и женщины. Проект шёл медленно, отходного материала было много, результатов мало. Брежнев смотрел на проект сквозь пальцы, Андропов посетил Биомол-2 в 1982 году и распорядился проект заморозить. Но исследования и опыты продолжались в самом институте. Горбачёв проект «ГНЗ» закрыл окончательно, институт перепрофилировали. Подопытным в Биомоле-2 было объявлено, что взрослые особи мужского и женского пола будут по контракту отправлены на Крайний Север осваивать новые месторождения нефти и газа, а молодые — в специальные детские дома. Сообщение вызвало бунт в поселке. Убив ночью охрану и завладев оружием, подопытные бежали. Лесами они ушли в барабинские болота, благо сырость, тамошние комары и гнус из-за густого волосяного покрова были для них неопасны. Там они укоренились и размножились. Войсковые облавы на них, даже с использованием вертолётов и ВДВ, больших успехов не принесли. Сильные и выносливые мутанты хорошо маскировались, зарывались в землянки, при облавах могли сутками сидеть в болоте, дыша через соломинку, нападали неожиданно и коварно, с солдатами обходясь крайне жестоко, выставляя половые органы убитых солдат на палках. Десантники прозвали их «голомудыми вешками». В постсоветские времена черныши уединились и крайне редко совершали набеги, после чего власть на них плюнула. Активизировались они после Третьей войны, причём довольно круто, делая быстрые и коварные ночные набеги. Брали в основном горючие материалы, масло, сладости, мёд, крупы, гаджеты и почему-то столяров. Чувствовалось, что за годы болотной жизни они неплохо размножились. Когда их набеги приняли угрожающий характер, президент АР принял решение о тактическом ядерном ударе по барабинским болотам. Двадцатикилотонную бомбу сбросили на болото. На три-четыре года алтайцы и хантымансийцы забыли про чернышей. Трупы жертв проекта «ГНЗ» отправили в этнографический музей, их фотографии разместили в сети. Так Гарин и узнал об их внешности. Стало известно, что после ядерного удара выжившие черныши ушли севернее, в Ханты-Мансийскую Республику, на Алтае их встречали всё реже.