Кристина Далчер - Мастер-класс

— Может быть, ты и меня любить перестанешь, когда я тебе разонравлюсь.

— Нет, детка, что ты! Никогда.

И Фредди, успокоенная, уснула. Она погрузилась в сон, как в замечательное убежище, где ничто не может ей навредить. Я же час за часом продолжала бодрствовать, глядя во тьму и обдумывая те вопросы, которые моя младшая дочь так и не задала. Где-то среди ночи я решила, что с меня довольно, осторожно встала с постели и поднялась в свой кабинет.

Первый объект моих поисков в интернете обернулся бесконечными страницами текста, посвященными Bund Deutscher Mädel. У этого названия, оказывается, есть вторая часть, но мне не потребовалось прибегать к помощи Google, чтобы ее перевести:

In der Hitler Jugend.

Моя бабушка состояла в гитлерюгенде, фашистской молодежной организации.

Я щелкала мышью, перебирая картинки, и уже через несколько секунд увидела на экране точно такую же форму, как и та, что хранилась у бабушки в комоде. В такие формы были облачены светловолосые крепенькие девушки, подтянутые и хорошенькие; они глядели прямо в камеру и улыбались во весь рот. Имелись также фотографии этих юных девиц, когда они маршируют, прыгают через веревочку, бегут по песчаному пляжу. А на некоторых фотографиях эти девочки стоят, построившись в шеренги, как солдаты, и с гордо поднятой головой смотрят в будущее.

Есть немало фотографий, на которых те же девочки вскидывают правую руку в знаменитом жесте приветствия.

Ох, Ома, неужели ты знала? Неужели ты знала, чем все это кончится ?

Там попадались и такие фотографии, на которые было тошно смотреть, но я все равно смотрела и не могла оторваться — точно так же я всегда с тошнотворным ужасом, но неотрывно смотрю кровавые сцены в фильмах. На архивных сайтах эти фотографии имелись во множестве, и я пролистывала их в режиме слайд-шоу, думая о том, что одну из этих хорошеньких блондинок вполне могли звать Мария и в детстве у нее была подруга по имени Мириам. Я была настолько погружена в мысли об этом, что не услышала, как Малколм подошел и встал у меня за спиной.

— Что ты делаешь, Елена?

Он стоял всего в двух шагах от меня. Я быстро выключила компьютер, но было уже поздно. Эх, надо было мне хоть лицом к двери сесть! А еще хорошо было бы вытащить на экран какие-нибудь школьные отчеты, или списки оценок за тест, или хотя бы пасьянс-солитер. Подошло бы все что угодно, только не этот внезапно опустевший экран, который сразу же меня выдал, и теперь придется говорить только правду.

Но мне не хотелось ничего ему говорить, хоть я и ожидала, что он начнет читать мне нотации, заявит, что моя бабушка забивает мне голову никому не нужной пропагандой и непроверенными слухами. Но, как ни странно, Малколм повел себя так, словно ничего неправильного в моем поведении не было.

— Пойдем спать, Эл. Я завтракаю с Алексом, и тебе следует к нам присоединиться, — только и сказал он.

— Я бы предпочла провести весь день с Фредди.

Он только улыбнулся.

— Ты вполне успеешь это сделать. После завтрака. Мы к десяти утра уже будем дома.

Этого Алекса я просто ненавижу. Он врач, партнер Малколма по теннису и большой сластолюбец. Бывая у нас дома, он всегда так смотрит на меня, словно съесть хочет.

— Но я не хочу с ним встречаться, — сопротивлялась я, тщетно пытаясь придумать какую-нибудь отговорку.

Твердая рука Малколма стиснула мое плечо. Голос его звучал холодно.

— Меня это не интересует. Ты позавтракаешь вместе со мной и Алексом, а затем мы весь день проведем с девочками. Весь. — Он помолчал, затем кисло улыбнулся и сказал: — А знаешь, я ведь запросто могу с тобой развестись. — И он щелкнул в воздухе пальцами. Этот необычный для него звук в просторной, не слишком нагруженной мебелью комнате прозвучал как-то особенно хрустко, словно Малколм с легкостью что-то сломал. Добавлять какие-либо слова ему, собственно, и не требовалось; вовсе не обязательно прибегать к штампам «мать-одиночка», «единственный кормилец» или «понижение Q-статуса». Левая рука Малколма по-прежнему тяжело лежала у меня на плече; правой рукой он закрыл крышку компьютера. Дискуссия была закончена.

Было уже два часа ночи, когда мы, направляясь по коридору к себе в спальню, прошли мимо комнат Энн и Фредди, и я услышала, что из-за каждой закрытой двери доносится тихий плач.

Не знаю, куда делся этот уик-энд.

Говорят, время постоянно, устойчиво и всегда движется с одной и той же скоростью. Только это наглая ложь. Каждому ребенку известно, как медленно течет время в предрождественские дни; любая невеста скажет, что во время свадебного торжества время прямо-таки неслось вскачь. Каждая мать знает, как незаметно пролетают годы, следующие за рождением ее ребенка. Младенец в восемь фунтов весом невероятно быстро начинает весить сорок фунтов, а потом и сто. Ах, если бы малыши могли хоть немного помедлить и не расти до тех пор, пока не состарится их игрушечная лошадка, как в известной рождественской песенке!

Чемодан Фредди казался мне совсем легким, но, когда она сама попыталась его поднять, мускулы у нее на руках сильно напряглись.

— Ты лучше его кати, детка, — сказала я и вытянула ручку чемодана во всю длину. Его колесики задребезжали по деревянному полу, и мне показалось, что ударил гром небесный.

Энн, заметив, какое у меня стало лицо, тут же перехватила инициативу и принялась показывать сестренке, как удобней катить чемодан. Свой айпад она выключила еще в субботу, и с тех пор я ни слова не слышала ни о том, у какого мальчика какой Коэффициент, ни о грядущей вечеринке. Да Энн вообще о своих делах словно позабыла и весь уик-энд буквально не отходила от сестры, и мне от этого в определенном смысле становилось только хуже.

Малколм, совершив щедрый отеческий жест, в понедельник отправился на работу с опозданием и на прощанье обнял Фредди, поцеловал, погладил по голове и ласково посоветовал:

— А теперь просто будь хорошей девочкой, учись хорошенько, и мы непременно приедем тебя навестить на Рождество. Договорились?

Если судить по тому, как он все это преподнес, можно было подумать, что мы отправляем свою младшую дочь как минимум в закрытую элитную школу в Швейцарии.

— Да, папа, — пролепетала Фредди, но печальное выражение ее глаз отнюдь не соответствовало той застывшей улыбке, которую она словно наклеила на лицо. Вид у нее вообще был как у испуганной собаки.

Настенные часы в гостиной пробили половину седьмого, и им тут же откликнулись айпад Энн и будильник на кухне; каждый механизм по-своему издавал для нас сигналы-предостережения. Энн нехотя вскинула на плечо рюкзак и медленно двинулась к входной двери. Сегодня, когда она вернется домой, ее семья будет состоять всего лишь из трех человек, и она это отлично понимала. А потому вдруг остановилась и заявила: