Кристина Далчер - Мастер-класс

Доктор Нгуен снова рассмеялась.

— Ну и чем же вы можете ей помочь? Не стоит обращаться с ней как со стеклянной. — Она ласково коснулась моего плеча. — Обращайтесь с ней как с самой обыкновенной маленькой девочкой. Она ведь такая и есть. Может быть, лишь чуть более нервная и впечатлительная, чем другие. — Врач весьма неразборчиво нацарапала какой-то рецепт и подала его мне. — Попробуем пока легкую дозу «Паксила». Он способствует выработке серотонина.

Я знала, что это такое, и особенно мне не понравилось упоминание о нехватке серотонина.

— Значит, вы все-таки считаете, что у Фредди начало депрессии?

— Нет, что вы! Я вовсе так не считаю. Но Фредди, по-моему, склонна тревожиться из-за самых различных вещей несколько больше, чем другие дети ее возраста. А это означает, что голова ее постоянно забита некими сложными мыслями, и именно поэтому ей порой трудно сосредоточиться на чем-то ином, менее для нее интересном. Давайте договоримся: мы попытаемся воздействовать именно на эту ее излишнюю тревожность, а вовсе не на ее способность сосредотачиваться. Хорошо? — Доктор Нгуен посмотрела на часы, и я поняла, что пора уходить.

А сейчас в машине я повернулась к Малколму и сказала:

— Может быть, ей просто необходима более высокая доза этого лекарства? Ведь можно же просто попробовать? А пока ты мог бы раздобыть какое-нибудь — ну, не знаю — разрешение, или справку, или как там это еще у вас называется, позволяющее ей пересдать этот тест через месяц. — Но еще только произнося эти слова, я поняла, что моя схема не сработает, даже если Малколм согласится. Собственно, его согласие вообще никакого практического значения не имело: все дело было в самой Фредди. Ведь кто знает, до какой степени она расклеится, если всего через четыре недели ей придется снова пройти это испытание, столь для нее мучительное? И потом, я просто ненавидела себя за свой умоляющий тон, за то отчаяние, что отчетливо слышалось в моем голосе. — Ладно, неважно, — буркнула я. — Не обращай внимания.

Мне хотелось как можно скорее увести разговор в сторону от тестов и возможной их пересдачи, пока между нами не разгорелся очередной спор. В последнее время Фредди всегда была на плаву, хоть и не без труда, и благодаря собственным усилиям удерживала свой Коэффициент на уровне 8,3. Разумеется, Малколму ничего не было известно о том, сколько часов мы с Фредди провели в доме моих родителей, готовясь к экзаменам или очередным тестам; не знал он и о том, что я по-прежнему пичкаю Фредди лекарством, способствующим выработке серотонина. В общем, всем было бы лучше, если бы само слово «тест» навсегда исчезло из наших разговоров.

Затем, вспомнив последние слова, сказанные мне бабушкой, я спокойно спросила:

— А что, если мне попросить о переводе?

Побелевшие косточки на руках Малколма слегка порозовели, когда он свернул на нашу подъездную дорожку. Да и тон мой, должно быть, сработал: наверняка Малк решил, что мой гнев уже поутих. Сейчас его руки спокойно лежали на руле — этакий Малколм Расслабленный. Не слишком-то часто мне в последнее время доводилось его таким видеть. И я вдруг подумала о том, как же много у них с Фредди общего.

— Ты хочешь перевестись? Но куда? Тебе что, перестала нравиться работа в школе Давенпорта? — Малколм выключил двигатель и вылез из машины, даже не думая открыть мою дверцу и помочь мне вылезти. — У нас есть, правда, еще одна серебряная школа, но она гораздо дальше. И времени на дорогу уйдет в два раза больше.

— Вообще-то я подумывала об одной из зеленых школ. Или даже о государственной школе. — Я отстегнула удерживавший Фредди привязной ремень. Она тут же стремглав бросилась к задней двери дома и исчезла.

Малколм молча смотрел на меня.

— Как тебе такая идея?

— Эта идея не подлежит обсуждению, Елена.

— Почему?

— Во-первых, ты нужна дома. Ты нужна Энн и мне. И только по этой причине я простил тебе ту отвратительную сцену, которую ты закатила. — Он выразительно коснулся пальцем своего лица, как если бы я просто обидно, но не больно шлепнула его по щеке детской перчаткой, а не нанесла хук левой, да еще и со всей силы. — Но есть и еще одна причина.

Я и так знала, в чем заключается эта Еще Одна Причина . Если я уеду в такую школу, то окажусь примерно в том же положении, что и Мойра Кэмпбелл с нашей улицы. Дом Малколма полностью защищен от тех женщин с серыми лицами и в серых костюмах, которые с планшетами в руках терроризируют соседей «недостойных семей». Он зарабатывает в год более чем достаточно, чтобы полностью обеспечивать и Энн, и Фредди. А я — нет.

Как это обычно и бывает, активность органов юстиции и органов опеки зависит от того, на какой высоте вы способны удержать свой Коэффициент.

И, как это обычно и бывает, показатель твоего Q зависит от того, успела ли ты вовремя «вскочить на подножку поезда благоразумия».

И вечером я опять легла не в спальне с Малколмом, а в комнате Фредди. На ее раскладном диване нам вместе было узковато, так что мне пришлось свернуться калачиком и как бы втянуть ее в объятья, чтобы нам обеим было удобно. Чем-то это напоминало пребывание ребенка во чреве матери — я так обвилась вокруг хрупкого тела Фредди, словно хотела скрыть ее в себе от всех невзгод внешнего мира. Словно надеялась, что сумею постепенно расплести нынешнюю реальность на отдельные пряди и превратить ее в некий более красивый ковер.

Фредди, повозившись, придвинулась вплотную ко мне. Может, и ей тоже хотелось снова заползти туда, внутрь?

Потом, взявшись невесть откуда, прозвучал неожиданный вопрос:

— Мам, ты любишь папу?

Солгать ей я не могла. Но не могла и сказать, как все обстоит на самом деле. Так что ответила я весьма уклончиво:

— Любила когда-то.

— Но больше не любишь.

Устами младенцев и впрямь глаголет самая жестокая истина.

Прежде чем я успела возразить, у Фредди уже был готов следующий вопрос:

— А за что ты его полюбила?

Сказка на сон грядущий, которую я могла бы ей рассказать, звучала бы примерно так: когда-то давным-давно Елена была глупой никчемной девчонкой. Довольно противной, надо сказать. И дальше можно было бы рассказать Фредди, в какие игры мы с Малколмом любили играть, когда были лишь немного старше, чем она сейчас; как безжалостно мы судили своих одноклассников, как навешивали на них ярлыки «посредственный», «хороший» и «отличный», мысленно вручая им выдуманные нами дурацкие цветные карточки.

Чувство вины обладает вкусом. Отвратительным. Это вкус канализации, помойного ведра, отхожего места — черный, гнилостный. И вот сейчас этот вкус возник где-то в глубине моей глотки и стал подниматься.

И тут же раздался голосок Фредди, совсем тихий, но сумевший моментально вернуть меня в реальность.